И этот Де-Бар шел впереди и подстерегал его и замышлял ловушки, как тогда, когда четверо других поочередно преследовали его. Эта игра была уже ему не внове. Четыре человека пали жертвой этой игры, и каждый из них был ему еще более смертным врагом, чем предыдущий. Быть может, он был совсем близко от Филиппа и готовил ему ту же участь, что и его предшественникам. Кровь закипела в жилах Филиппа при этой мысли. Он обогнал собак, остановил индейца и исследовал дорогу. Она была проложена давно. Холод заморозил глубокие следы собаки Де-Бара и затянул тонкой пленкой впадины от его лыж.
Он вернулся к саням и отвязал свой карабин. В мгновение ока вся его симпатия к Де-Бару исчезла. Не с законом боролся он теперь, не закону грозил он гибелью, а ему самому, Филиппу. Филипп пошел вперед, напряженно прислушиваясь. При каждом шорохе, при каждом хрусте мерзлых веток его пальцы стискивали затвор карабина, а сердце билось сильнее. Несколько раз он пытался заговорить с индейцем, но тот не понимал ни слова и упорно молчал.
Когда окончательно стемнело, они разложили костер и поужинали.
На заре они двинулись дальше. Дорога все еще казалась давно проложенной. Та же самая морозная паутина, те же самые следы Де-Баровой собаки и его лыж свидетельствовали о том, что он здесь проходил давно. В течение следующих суток они шли шестнадцать часов. Пленка, затягивающая следы Де-Бара, становилась все тоньше. На следующий день они шли четырнадцать часов, потом двенадцать и, наконец, пленка исчезла вовсе. Им попадались на дороге остатки костров, разложенных Де-Баром, и в этих кострах под пеплом еще тлели угли. К этому времени они достигли реки Шарло, и индеец пошел обратно в Фон-де-Лю. Филипп двинулся дальше в сопровождении двух окончательно охромевших псов.
Было раннее утро, когда он перешел реку и углубился в горы; с каждым шагом его пульс бился чаще. Де-Бар был близко. Он был уверен в этом. Он скоро догонит его, и тогда будет бой, ибо Де-Бар не будет пойман врасплох.
Последние двенадцать миль «аутлоу» шел прямо на север. Филипп неоднократно справлялся со своей картой, и карта говорила ему, что до самого Великого Невольничьего озера на его пути не встретится ни одного человеческого жилья.
Теперь он начал бояться, что ему не удастся догнать Де-Бара. Все его тело мучительно ныло, и он двигался все медленнее. После каждого привала боль все усиливалась и грызла его кости так, что он начинал хромать, подобно своим собакам. Он подумал — Де-Бар уйдет от него. Эта мысль терзала его, и в следующий раз он остановился только тогда, когда его ноги окончательно отказались служить ему. Он стоял на берегу небольшого озера. Де-Бар сначала, по-видимому, решил перейти его, но потом передумал и пошел вокруг по берегу. Филипп проследил глазами путь, проделанный Де-Баром, и решил выиграть время, перейдя озеро по льду.
Он спустился на лед с санями и собаками, не думая о том, что «аутлоу» неспроста пошел по берегу. На середине озера он обернулся, чтобы подогнать собак, и услышал под ногами глухой потрескивающий звук. Пока он стоял в нерешительности, звук все усиливался, пока не превратился в оглушительный грохот. Филипп громко прикрикнул на собак и бросился вперед, но было уже поздно. Лед позади него треснул, точно стекло, и собаки вместе с санями провалились в бездну у него на глазах. Он как безумный бросился бежать к берегу, находившемуся в сотне шагов от него. Еще десять шагов — и он достиг бы его, но одна из лыж застряла в снегу. Задержка длилась всего одну секунду. Но эта секунда оказалась роковой. Прежде чем он успел броситься ничком — в этом было его единственное спасение, — лед раздался и он погрузился в воду. В последнюю секунду он подумал о Де-Баре и помощи, которую тот мог бы ему оказать, и погружаясь, испустил ужасный вопль. В следующее же мгновение он пожалел об этом. Он был по пояс в воде, но ноги его касались дна. Теперь он видел, что ледяная корка не толще дюйма находилась над поверхностью воды на расстоянии фута. Он без труда скинул под водой лыжи и начал выбираться на сушу. Через пять минут он был уже на берегу, окостенев от холода. Его промокшая одежда немедленно замерзла на воздухе. Первой его мыслью была мысль о костре, и он, стуча зубами, начал собирать хворост и березовую кору. И только когда костер был сложен, он понял, что он в ужасном положении. Его сумка осталась на санях, а в сумке осталась коробка со спичками.
