Филипп II Македонский - страница 136
В дополнение к сложностям, проистекающим из взаимоотношений ораторов, определенные трудности создает и сам жанр ораторского искусства. Как и в случае с жизнеописаниями, нужно помнить, что речи — это не история, и что их авторы были не историками, а риторами. Они стремились прежде всего убедить слушателей в Народном Собрании или в суде и поэтому делали основной упор на технику, а не на достоверность.[879] Для достижения своих целей они прибегали к риторическим приемам, которые сегодня были бы запрещены в суде, а сами ораторы были бы оштрафованы за нарушение правил. Затрагивая исторические вопросы, они осознанно искажали факты, события и роль тех или иных исторических лиц.[880] Что еще хуже, речи правились после выступления. Поэтому ораторы в устном варианте речи могли использовать материал совсем по-другому, особенно ввиду того, что, учитывая демократические афинские порядки, их слушатели прекрасно знали положение дел[881] и потому не стали бы терпеть очевидной лжи и прикрас. Этот процесс правки объясняет исторические неточности в речах, даже в тех, которые имели отношение к событиям, имевшим место всего несколько лет назад. Прекрасным примером могут служить речи Демосфена и Эсхина, произнесенные на суде в 343 году, поскольку в них совершенно по-разному изображаются роли, которые они играли при заключении Филократова мира в 346 году.[882] Так, надежность Демосфена в качестве исторического источника вызывает большие сомнения, поскольку он не только неправильно истолковывает мотивы и действия Филиппа на любой данный момент времени, но и, возможно, переписывал свои речи, пользуясь преимуществами ретроспективы, чтобы представить свою роль в государственных делах в более выгодном свете.[883] Отрывочные сведения о Филиппе приводятся и в других источниках, например, в «Географии» Страбона (I век до н. э. — I век н. э.), у Полибия (II век до н. э.) и у Арриана (I век н. э.), который написал самую достоверную биографию Александра и, наряду с Квинтом Курцием Руфом (I век н. э.), чей труд считается менее надежным, приводит речь Александра в Опиде, в которой излагаются достижения Филиппа. Поскольку двумя главными источниками по Филиппу являются Диодор и Юстин, в примечаниях я цитирую их чаще прочих. Я также даю в примечаниях отсылки к речам афинских ораторов, поскольку они представляют собой произведения, современные описываемым событиям, хотя не следует упускать из виду их недостатки, о которых мы только что говорили.
Важное значение имеют также нумизматические и эпиграфические свидетельства. Нумизматика говорит о том, насколько бедной страной была Македония до Филиппа и насколько возросло ее благосостояние (и соответственно, уровень экономического развития) к концу его правления, учитывая золотую и серебряную монету македонской чеканки и ее широчайшее распространение в Греции и других областях.[884] Что касается эпиграфики, то у нас есть всего несколько греческих надписей, которые имели бы какое-либо отношение к Филиппу, и практически нет надписей с территории самой Македонии. Дошедшие до нас надписи собраны в труде М. Н. Тода (М. N. Tod, Greek Historical Inscriptions 2 (Oxford: 1948)), в котором приводятся греческие тексты и английский комментарий. Ряд свидетельств переведен в исследовании Хардинга (Р. Е. Harding, From the End of the Peloponnesian War to the Batle of Ipsus (Cambridge: 1985)). Недавно вышла работа P. J. Rhodes and R. Osborne, Greek Historical Inscriptions, 404–323 BC (Oxford: 2003), куда вошли надписи из Тода и других источников с английским переводом и комментарием. В Афинах работает Исследовательский центр греческих и римских древностей, входящий в Национальный греческий исследовательский центр, который много лет собирал эпиграфические (и не только) находки из древней Македонии; результаты его трудов публикуются в журнале Meletemata.
