Филипп II Македонский - страница 131
У Александра были сложные отношения с отцом; они резко ухудшились с тех пор, как он был регентом, а подражание, под знаком которого прошли его детские годы, сменилось отторжением. Мы уже рассмотрели возможные причины таких изменений в главе 13: подозрения в том, что Филипп сознательно оттесняет его на обочину македонской политической жизни, усилившиеся после инцидента на свадебном пиру в 337 году и переговоров с Пиксодаром, потрясение, постигшее его, когда он узнал, что его не берут в азиатский поход, несмотря на все его подвиги при Херонее, непрестанные наветы Олимпиады и последний брак Филиппа, из-за которого он мог вообще лишиться надежд на престол. Все это, может быть, даже подтолкнуло его к мыслям об отцеубийстве.
Став царем, Александр унаследовал все, чего достиг и чем владел его отец, в том числе и планы азиатского похода. Эти замыслы еще не приобрели грандиозный размах и сводились к военным действиям в Малой Азии. Но Александр, очевидно, не собирался слепо следовать по стопам отца и стремился затмить его деяния, совершив великие подвиги, которых, как он часто говорил друзьям, не выпало бы на его долю, будь Филипп жив. Таков был мотив, стоявший почти за всеми его поступками, равно как и за грандиозным планом завоевания всей Персидской империи. В 334 году, перед тем как вступить на персидскую землю, он бросил в нее копье, сказав: «Я принимаю Азию от богов».[834] Таким образом он с самого начала давал понять, что намерен пойти дальше своего отца и не останавливаться. Однако подобные намерения существенно отклонялись от тех планов, которые были одобрены Коринфским союзом, и именно поэтому Александр в 333 году совершил поездку в Гордий, где хранился знаменитый гордиев узел. Легенда гласила, что тот, кто сможет его развязать, завоюет Азию.[835] Александр разрубил его мечом. Перед своей кончиной в 323 году он вынашивал планы похода на Аравию, откуда затем мог бы двинуться на Карфаген и в западную часть Средиземноморья.
Паранойя, возникшая у Александра на почве ощущения собственной обделенности в последние годы правления Филиппа, переросла в другую манию. Военных подвигов было мало, потому что его отец также прославился завоеваниями, хотя, конечно, и не мог сравниться с сыном в их масштабах. Одной из сфер, в которых Александр мог не просто встать на равных с Филиппом, но и превзойти его, было стремление к обожествлению еще при жизни (и это доказывает, что Филипп не имел таких притязаний, в противном случае Александр не стал бы так настойчиво к этому стремиться). Поворотным пунктом в этой истории стало посещение оракула Зевса-Аммона в оазисе Сива (в ливийской пустыне) в 331 году.[836] Это был греческий оракул и главное святилище бога в греческом мире. Там жрец дал ответы на многие вопросы Александра, в том числе и на вопрос, все ли убийцы Филиппа понесли наказание. Вероятно, это подразумевает, что Александр все еще не мог очиститься от подозрений в причастности к гибели отца, и оракул наконец устранил все сомнения.
Жрец также сказал Александру, что Филипп не был его отцом: его настоящим отцом был Зевс. По крайней мере, так рассказывал Александр, поскольку он виделся с оракулом с глазу на глаз. Он давно собирался это сделать; как сообщает один источник, Александр отправился в Сиву, чтобы «в точности узнать о том, что его касается, или по крайней мере иметь возможность сказать, что узнал».[837] Подтверждение его божественного происхождения, полученное от оракула, дополняло общую картину, которую рисовали разные истории о рождении Александра, которые он мог распустить и сам, чтобы доказать свою «божественную родословную». По одной из таких легенд, в ночь перед свадьбой Олимпиаде приснилось, будто разразилась гроза и молния ударила ей в чрево.[838] Это был Зевс, от которого она и понесла. По другой версии, Зевс сошел на землю в облике змеи и провел ночь с Олимпиадой. Филипп выследил их, и в наказание Зевс лишил его глаза при осаде Мефоны в 354 году.
После беседы с оракулом Александр стал открыто называть себя «сыном Зевса», а не просто его потомком, и это отличие было замечено войском. Несколько раз армия выражала свое недовольство тем, что он из македонянина превращается в персидского царя.