Филипп II Македонский - страница 119
Были ли замешаны в убийстве Александр и Олимпиада?
И у Александра, и у Олимпиады были поводы для недовольства Филиппом, которые осложнили их отношения с отцом и мужем. Последние годы были омрачены для Александра подозрениями в том, что его отстраняют от государственных дел и оттесняют в тень. В шестнадцать лет ему было доверено управление страной; он одержал победу над сильным врагом и назвал город своим именем. Определенно, такой человек не стал бы терпеливо сносить пренебрежение. Не смирился бы с этим и тот, кто в восемнадцать лет сыграл важнейшую роль в сражении при Херонее и разгромил прославленный Священный отряд фиванцев. Инцидент с Пиксодаром показал Александру, кто царь, а кто наследник. По насмешкам Аттала и реакции отца Александр мог судить, как воспринимает Филипп нанесенную сыну и наследнику обиду. Если же Клеопатра родит сына, то, как, вероятно, полагал Александр, у него появится настоящий повод для беспокойства. Разве нельзя было предположить, что влиятельный Аттал попытается провозгласить своего внука царем после смерти Филиппа, чтобы занять при нем пост регента? В македонской истории уже были цари-соперники (ср. Приложение 3), и такое развитие событий нанесло бы сильный удар по стабильности, заложенной Филиппом, и серьезно осложнило бы положение.
Наконец, самым важным обстоятельством в то время в глазах Александра, скорее всего, были предположения, что Филипп не возьмет его с собой в азиатский поход, а оставит его регентом в Македонии и своим заместителем в роли гегемона Коринфского союза. Вкупе с назначением Аттала одним из начальников передового отряда эти подозрения стали последней каплей. Несомненно, роль, которую Филипп предназначал для Александра, была весьма значительной и ответственной, и очевидно, что ему был нужен человек, доказавший свою доблесть и свои способности, которому он мог бы доверить Македонию и Грецию в свое отсутствие. Вероятно, царь осознавал и опасность для его державы в случае, если бы оба они отправились в Азию и потерпели неудачу. Должно быть, он хорошо помнил мрачное пророчество Аполлона Дельфийского, к которому он обратился после победы при Херонее. Когда Филипп спросил, что с ним будет, оракул ответил:
О, если б мне довелось не сражаться в бою Термодонтском,
Но, уподобясь орлу, на битву взирать с поднебесья!
Плачет о доле своей побежденный, погиб победивший.[759]
Последняя строка, наверное, приходила к нему в страшных снах, и он не хотел обрекать на смерть в азиатском походе и себя, и своего сына.
Конечно, Филипп, скорее всего, вовсе не собирался оттеснять Александра в тень, но тот, отличаясь чрезмерной горячностью и неосторожностью (как показывает эпизод с Пиксодаром), не был готов внять доводам рассудка. Он приложил все силы, чтобы снискать боевую славу, а теперь его лишали отличной возможности достичь большего, в то время как отец отправлялся на завоевание новых стран. Плутарх пишет:
«Всякий раз, как приходило известие, что Филипп завоевал какой-либо известный город или одержал славную победу, Александр мрачнел, слыша это, и говорил своим сверстникам: "Мальчики, отец успеет захватить все, так что мне вместе с вами не удастся совершить ничего великого и блестящего". Стремясь не к наслаждению и богатству, а к доблести и славе, Александр считал, что чем больше получит он от своего отца, тем меньше сможет сделать сам. Возрастание македонского могущества порождало у Александра опасения, что все великие деяния будут совершены до него».
Прежнее восхищение отцом сменилось чувством неприязни, которое привело к страшным последствиям.[760]
Если вспомнить о том, что Александр скрывался в Иллирии и что Павсаний был родом из Орестиды в западной Македонии, то предположение о том, что Александр и его мать были замешаны в заговоре, использовав в качестве орудия готового на все Павсания, не кажется таким уж неправдоподобным.
