Надо признать, если Берг хочет уцелеть, он не мог выбрать себе лучшего защитника.
Первоначальное снисходительное недоумение, смешанное с презрением, которое вызывал у него Иван Германович, сменилось чем-то иным. Пожалуй, Владимир просто понял, что этот человек не так прост, как кажется с первого взгляда.
В нем чувствуется холодная и прагматичная немецкая кровь. Пусть сильно разбавленная горячей и бесшабашной русской.
Его правая рука Мещерин — совсем другое дело. Быть может, Владимир и сделал бы несколько умозаключений касательно директора "Айсберг-банка", но все логические построения ломало всплывающее из еще неглубоких пластов памяти лицо Евгения Ивановича. Породистое, выразительное — и вдруг сведенное слепым, животным гневом и набухающее сдержанным, обузданным — но тем не менее страданием.
Трагикомедия в который раз за сегодняшний вечер сменилась трагедией.
И еще — Саша.
Девушка явно непростая. И вероятно, именно ему, Владимиру, предстоит разрубить этот узел интриг и изощренных хитросплетений дьявола вокруг ее отца.
Вот и не верь после этого в совпадения и судьбу! Свиридов привстал с кровати: что-то упорно мешало ему заснуть. И это несмотря на то что тяжелая, ватная усталость набрякла во всем теле, что кричали о покое разболтанные за последние годы нервы, которым сегодня тоже досталось.
Начиная с посещения супермаркета "Айсберг".
…Даже смешно говорить об этом… Киллер, жалующийся на расстройство нервной системы и плохо засыпающий по ночам… н-да.
Но ведь он тоже человек.
В окно ударили первые капли дождя. Свиридов, глубоко вздохнув, опустил голову на подушку: дождь всегда умиротворяюще воздействовал на него, само сознание того, что он здесь, в тепле, в вязком расслабляющем полусне, — а там, за окном, бушует непогода, деревья раскачиваются, как перекрученные маятники, хватают воздух оголенными ветвями, с которых ветер бесстыдно срывает листья… А в оконное стекло — словно беспорядочно учащающиеся отстукивания многих метрономов — срываются с неба тяжелые водяные капли и, разбиваясь, сползают к подоконнику.
Он задремал почти сразу, причем даже не позаботился выключить телевизор, где разноцветные фигурки продолжали яростно скользить по льду.
Откуда-то под стук дождя всплыла тихая мелодия: "…звонкое, веселое, зеленое — до свиданья, лето, до свидания… За окном сентябрь провода качает, за окном с утра серый дождь стеной… Этим летом я встретился с печалью… а любовь прошла стороной…"
И Владимир заснул… Но ненадолго.
Буквально через несколько минут в мозгу выкристаллизовался сигнал опасности — в комнате кто-то есть. Как бы крепко ни спал бывший агент "Капеллы", какие бы феерично-цветные сны ему ни снились — он всегда мог быть вырван из этого плена сигналом извне.
…Ему даже не надо было открывать глаза, чтобы понять: над ним кто-то стоит и смотрит на него. Мозг тут же услужливо подсказал: пистолет под подушкой, снять с предохранителя, рывок…
Нет, хватит! Чертовы рефлексы прирожденного убийцы! На сегодня и так достаточно силовых аттракционов с летальным исходом.
Он глубоко вздохнул и резко вытянул руки вперед, захватывая того, кто стоял перед ним.
Послышался слабый протестующий писк, и он почувствовал в своих жестких объятиях тонкое, стройное тело, прикрытое лишь тонкой тканью.
Владимир открыл глаза.
— Кажется, у вас бессонница? — раздался над его ухом знакомый голос, но в нем уже не было привычной едкой иронии, а билась задушенная нотка легкого — от неожиданности — испуга.
— А, это вы, Александра Ивановна? — сухо произнес Владимир, даже не делая попытки выпустить из рук столь опрометчиво вошедшую в его комнату девушку.
— А что, на ощупь не чувствуется?
— Наверно, я не те места идентифицирую, — в тон ей ответил Владимир.
— Что за манера — хватать девушку? — тихо произнесла Александра.
— А что за манера — входить в комнату без стука и шествовать по ней без звука?
— Но я думала, вы спите.
— Тем более.
— Отпусти же, черт побери, — с ноткой раздражения сказала она и, когда Владимир разжал руки, села на краешек его кровати и начала поправлять сбившуюся ночную рубашку.
Свиридов с интересом за ней наблюдал.