Как же этот альв любит действовать окружающим на нервы! И ведь зачастую делает это, почувствовав свою уязвимость. Пытается ударить на опережение… словно дикий зверек.
— А в лоб? — устало предложил Мил. Думаю, выходки крылатого ему успели надоесть еще в Тейризе, а потому большого значения его словам магистр не придавал.
— Ну можно и в лоб, если по-взрослому при посторонних стесняешься, — осклабилась эта мелкая язва.
Вот чего я не ожидала, так это того, что магистр выполнит пожелание вредного альва. Впрочем, не я одна. У Нила глаза и вовсе попытались принять форму квадрата, а как смешно он моргал!.. Не выдержав, я засмеялась. Он все-таки его уел!
Да-да, как это неугомонное бедствие и просило, его поцеловали. В лобик. Еще и по голове потрепали, словно ребенка, отправляемого любящим родителем в кровать.
— Ну что? Лучше? — с показной заботливостью поинтересовался Мил. Этот тон настолько не вязался с привычным мне образом магистра Лимона, что я удивленно моргнула раз, другой… А ведь Нил действительно выглядел сейчас гораздо лучше.
Так вот в чем дело! Магистр передал часть своего резерва нашему дурнейшему! Для этого и контакт ему понадобился более близкий. Уф, а я уж подумала, что в нашем полку безумцев прибыло. Что ж, коллективная сдача в ближайший дом с мягкими стенами и дружелюбным персоналом в очередной раз откладывается.
— Эй, а нам как быть? — недовольно сопя, напомнила о себе Нана. Если честно, я на секунду даже забыла о наших дракошах.
— Думаю, вам лучше вернуться домой, — сказала я, повернувшись к ним.
— А вы?
— Это человеческие земли. Наймем корабль. Не думаю, что здесь это станет проблемой.
— Но…
— Крисса права. Здесь мы уже справимся и без вас.
— Но я с вами хочу! — упрямо стояла на своем Нана.
— Невозможно, ты слишком заметна, — покачала головой я.
— Но его-то вы восстановили, а значит, и меня можете! — притопнула алая драконесса. Если учесть ее размеры и массу, вышло это довольно внушительно. Да уж, с драконом спорить — лишь нервы тратить.
Ладно, фиг с ней, с безопасностью, тем более сильно не обеднею.
Сжав в руке подвеску с невзрачным камушком, я шагнула к Нане и приложила другую ладонь к гладкому драконьему боку. Янтарно-алая чешуя оказалась очень теплой, почти обжигающей, словно камень, нагретый на солнце. Я и раньше замечала, что температура ее тела чуть выше, чем у той же Мадди, но теперь убедилась, что это как-то связано с ее эмоциональным состоянием.
На секунду подумалось, что спонтанно выбранная тема может обернуться целым направлением…
Но уже в следующее мгновение Нана, рассерженно шипя, отпрыгнула от меня. Когда она обратилась, моя ладонь оказалась аккурат на встрепанных рыжих волосах, и, кажется, юной драконессе этот жест показался слишком покровительственным. Что же касается накопителя, он был безвозвратно утерян. Вряд ли из облака мерцающей пыли, в который он обратился, можно что-то собрать. Эх, а я ведь к нему уже привыкла…
— А Риса? — заметив, что ее подружке помогать никто не спешит, возмутилась Нана.
— Нет, — твердо произнесла я. — Накопители нам еще понадобятся для маскировки. Да и не думаю, что твоей подруге так уж не терпится влезть в неприятности. Она не в пример тебя осторожнее.
— Но… — Рыженькая беспомощно посмотрела на напарницу. Ей явно не хотелось оставаться в нашей компании одной.
— Ты и сама знаешь, что так будет лучше, — пожала плечами я, а потом твердо произнесла: — Не дело втягивать в свои задумки других только за компанию.
— Ладно, — тяжело вздохнув, сдалась драконесса. — Возвращайся домой, Рис. Я потом с тобой свяжусь.
Арисоль, вытянув голову на длинной шее, кивнула своей подруге и почти сразу же после этого поднялась в небо. Взмах ее крыльев разогнал последние клочки тумана. Впрочем, темное тело на фоне ночного неба быстро потерялось, так что вряд ли ее кто заметил.
Проводив драконессу взглядом, я решительно повернулась к остальным:
— И куда теперь?
— А есть варианты? — хмуро поинтересовался Себастиан. С начала этого авантюрного путешествия он заговорил впервые.
— Ну как минимум два, — сообщил Нил, широко улыбаясь. Ему всегда нравилось действовать на нервы окружающим. Чем больше с ним общаюсь, тем сильнее убеждаюсь, что наш дурнейший живет по старому принципу: «сделал гадость — на душе радость».
