Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - страница 49

Шрифт
Интервал

стр.

, но и важнейшие и древнейшие аристократические роды всех почти провинций сделались ревностными защитниками нового учения, а за ними, из подражания им, как и в силу искренних побуждений, приставали к движению и все те, кто был связан с ними феодальными узами. Представители знати, вроде принцев Бурбонского дома или герцогов Немурского и Лонгвильского, потом дворяне, ироде Шатильонов, Ларошфуко, Граммонов, Роганов, Лавалей и других[379], стали оказывать поддержку последователям кальвинизма, покрывать их и их учителей своим авторитетом. В некоторых провинциях, как, например, в Бретани, кальвинизм находил последователей даже исключительно почти в среде знати и проводился ею же одною[380]. В других, как Анжу, Сентон-же, Нормандии, Пикардии, дворяне присоединялись к новому учению наравне с другими сословиями[381]. Но нигде, может быть, реформа не встретила такого сочувствия в среде дворянства, как на юге. Здесь иногда дворянство целой области, как то случилось, например, в Севеннах[382], присоединялось к новой церкви. В других областях юга, как, например, Дофинэ, Овернь, важнейшие дома вроде Ледигьеров, Монбренов, Полиньяков, стали в ряды гугенотов.

Присоединение дворянства к новому учению было важнейшею поддержкою, какую могло получить оно, могла получить и новая церковь во Франции. Покровительство знати, тот факт, что знать сама в лице первостепенных своих членов открыто проповедовала принадлежность свою к ереси, гарантировали успех ее во Франции. Казнить дворян, как казнили простых людей, было делом крайне опасным, на которое только в редких случаях решалась власть[383].

Даже такой король, как Генрих II, привыкший встречать ото всех окружающих знаки полнейшего повиновения, не решался подвергнуть смертной казни дворянина д’Андело, брата Коли-ньи, когда тот смело заявил, что в деле совести своей он не считает своим долгом повиноваться приказаниям короля[384]. Переход власти в руки малолетнего Франциска II давал еще большие гарантии дворянству, и Гизы могли повесить Ла-Реноди, лишь на основании улик, которые они старались подобрать против деятелей Амбуазского заговора, улик чисто политического характера.

Но присоединением знати не окончилось еще возрастание числа членов церкви. Знать привлекали к ереси аристократические доктрины, проповедуемые Кальвином, простота жизни, провозглашаемая как необходимое условие спасения, простота, сродная их наклонностям, привлекала возможность воспользоваться удобным предлогом, чтобы защищать вооруженною рукою свои права, восстать против королевской власти, с которою они не решались еще вступить в открытую незамаскированную борьбу, или, наконец, как то было у многих, возможность удовлетворить страсти к приключениям[385]. Но дух оппозиции стал проникать, как мы видели, не только в среду знати, он обнаружился и в среде городов и успел присоединить к новой церкви некоторые из наиболее могущественных городских общин, хотя далеко не все. Было много городов, в которых даже к концу царствования Генриха II не образовались еще кальвинистские церкви. То были по большей части города юга, «проникнутые республиканским духом, независимые в большей степени, чем общины севера». В них-то, в течение царствования Франциска II и впервые годы правления Карла IX, реформа успела получить доступ[386], и кальвинизм приобрел в их лице новых энергических защитников.

То было вполне понятным явлением. Вражда к духовенству, богатства которого составляли предмет зависти буржуазии[387], нигде, может быть, не пустила таких глубоких корней, как в городах юга, из которых многие, как например Монтобан, приобрели права и вольности путем ожесточенной борьбы со своими епископами и аббатами[388]. А кальвинизм своею проповедью против папства и католического духовенства открывал обширное поприще для деятельности горожан подобного рода. Но то был не единственный стимул, толкавший буржуазию в объятия еретиков. Любовь к правам и привилегиям, стремление к независимости и свободе, господствовавшее в городах юга и получившее обильную поддержку в тех беспорядках в управлении страною, которые были так рельефно обрисованы депутатами городов на Штатах в Орлеане и Понтуазе, в тех нарушениях привилегий, к которым стали чаще и чаще прибегать короли в видах своего усиления, могли найти в доктринах кальвинизма полное удовлетворение, а в самом кальвинизме тот же удобный предлог для борьбы с королевскою властью, какой нашла в нем и знать. Действительно, как ни был Кальвин склонен к систематизированию своих идей, к возведению своих доктрин, даже частных постановлений в степень догмата, непогрешимого решения, он не составил, как мы видели, строго определенной системы относительно области политики, политических учреждений, давал возможность делать самые произвольные выводы из своих положений. Оттого в этой сфере ведения господствовала значительная свобода мнений, и колебания представителей и учителей церкви были так сильны в этом отношении, что в течение очень небольшого промежутка времени они приняли несколько решений относительно такого, например, вопроса, как вопрос об отношении подданных к власти. Так, консистория орлеанской церкви осудила книгу одного гугенота за проведение в ней мысли о том, что не следует распространять свет Евангелия при помощи оружия


стр.

Похожие книги