А между тем в городе поднялось сильное волнение. Пасторы и «рьяные» протестовали против конференции. Они доказывали, что это нарушение общей ассоциации, которую они образовали все вместе, и осмелились даже заподозрить Лану в измене. Генерал, — говорили они, — должен избегать всяких свиданий и не доверять уверениям врага[979]. Едва только Лану успел возвратиться с условиями мира, как на вече, созванном по этому поводу, все страсти, все неудовольствия вылились наружу и предложения короля были отвергнуты. Собрание, уже враждебно настроенное, увлеклось речью пастора, бывшего представителем церкви на вече. Его речь была энергическим протестом против всякого мира. «Нет ничего более опасного, как мир. Он нечувствительно приведет верных к гибели тем более, что правительство не переменялось. Оно дает лишь одной Рошели то, что отнимает у других городов[980]. Все члены консистории заявили то же мнение, и вече громадным большинством голосов отвергло все предложенные условия и постановило впредь вести переговоры лишь письменно[981].
Лану был окончательно побежден. Враждебное настроение массы, ее усиливающееся влияние показали ему, что вряд ли можно ожидать чего-нибудь от жителей Рошели. С большим, чем прежде, рвением, бросился он на защиту города, ив кровопролитных стычках стал искать смерти. Не раз он был близок от нее, но пули даже и не задевали его.
Но его честная натура не могла оставаться в бездействии. Раз взявши на себя обязанность спасти Рошель, он неуклонно шел к своей цели, пока видел, что еще существует хоть малейшая надежда достигнуть ее. 29 февраля представился новый предлог для Лану еще раз попробовать свои силы. Парламентер от герцога Анжу явился пред стенами Рошели, требуя свидания с Лану для переговоров о мире. Собрался совет; явились и пасторы. Они одни только и говорили в собрании. Они называли клятвопреступничеством нарушения постановлений прежнего веча и с всею энергиею протестовали против переговоров. Дело было решено по их желанию[982]. Недаром ходили они по домам, уговаривали, упрашивали жителей, употребляли все средства, какие давало им их положение, чтобы склонить жителей в свою пользу[983].
Теперь они стали силою, теперь они вновь приобрели сильное влияние на дела. Прежде они ограничивались лишь одними речами, теперь в виду борьбы с Лану и дворянством они решаются приняться за дело. Пасторы Денор, Меньен и Рише предложили разделить между всеми пасторами занятия по защите города. Одни взяли на себя укрепления, другие стали участвовать в патрулях, третьи отправились в госпитали[984]. В их руки теперь переходила значительная часть власти. Смерть герцога Омальского, убитого при атаке 3 марта, окончательно укрепила их влияние. Велико было торжество в Рошели при этом известии, — еще большее было оно для пасторов. В своих проповедях они доказывали, что это суд божий над убийцею Колиньи[985]. Они могли смело рассчитывать теперь на победу.
Эта победа не замедлила явиться. Партия «умеренных», состоявшая преимущественно из богатых купцов (gros)[986], настаивала на заключении мира. Несмотря на энергическое сопротивление пасторов, на вече, собранном по требованию «умеренных», открыто обвинявших мэра в желании погубить город[987], было решено начать переговоры[988].
Лану с двумя депутатами был отправлен к герцогу Анжуйскому. Генрих Анжуйский повторил требование сдать город и принять те условия, которые были уже переданы Гаданьи. А эти условия были выгодны для Рошели. Король давал ей теперь же полную свободу совести и обещал после окончательного успокоения страны дать и другим городам. Он требовал лишь заявления покорности и принятия губернатора, назначенного им. Лишь пасторы могли опасаться дурных последствий: король прямо обвинял их в возбуждении и поддержке восстания в Рошели. Депутаты выслушали предложения герцога и вернулись в город.
А в городе уже началась в это время агитация. Пасторы не дремали и, пользуясь отсутствием Лану, пустили в ход все средства для возбуждения умов против заключения мира. Они так успешно повели дело, что когда явился Лану, — все было подготовлено для сильнейшей оппозиции его предложениям. Они вели борьбу, рассчитывая на полную победу. Мало того, что за ними стояла масса народа, ненавидевшая дворян, боявшаяся их, — они находили сильную поддержку в городском совете. Большинство его членов принадлежало к партии «рьяных» и если и соглашалось поддерживать Лану, то единственно в видах более энергической обороны; при первом неудовольствии и разногласии свет неминуемо бросал Лану и дворян.
