— Ну как же! Вы её сломали, а кто чинить то будет? Хотелось бы денежной компенсации за причинённый ущерб.
В толпе послышались нотки негодования и нарастающего гнева. Эдвард понял, что без серьёзного вмешательства военных сил эти люди не сдвинуться ни на миллиметр. Нужен был способ убрать всех них отсюда и чем быстрее, тем лучше.
Послышалась сирена скорой помощи. Это было неким сигналом для толпы и та начала приближаться и в больших количествах задавать вопросы на тему «Там кто-то умер?», «В подвале мертвец?», «Зачем вы прячете от нас труп?». Детектив Мэттисон потерявший терпение растолкал всех людей в сторону и громким басом прокричал:
— А ну все вон! Не мешайте полиции работать, чёртовы бездельники!
На толпу это подействовало не хуже чем пинок под зад и теперь, опустив голову на уровень груди, все люди окружавшие полицейских начали, молча расходиться (пожилая дама и толстяк первыми скрылись из виду).
Когда на улице остались одни лишь, Эдвард и детектив Мэттисон, из-за угла выехала машина скорой помощи, остановившись в паре метров от входа в подвал. Невероятно громким показался Эдварду шум (даже по сравнению с недавним криком Мэттисона Холмса) идущий от сирены скорой помощи, находившийся всего лишь в паре метров от него самого.
Дверь распахнулась, и на Эдварда нахлынул свет, идущий из салона. Свет был настолько ярким и всепроникающим, что для того чтобы рассмотреть выходившего из машины пришлось прищуриться и прикрыть лицо рукой.
— Доброй ночи господа полисмены. Кого мы тут хороним? — сказал явно находившийся в хорошем настроении неизвестный, закрывая за собой дверь.
Как только дверь захлопнулась тьма, снова сгустилась над Эдвардом и он, наконец, смог разглядеть человека стоявшего перед ним. Это был врач скорой помощи (тут ему показалось странным, что врач всего один, хотя на выезд должны приезжать как минимум два человека) в правой руке у него была коробка с нарисованным белым крестом, в которой видимо, хранились все самые важные препараты, используемые при чрезвычайных ситуациях. На лице у врача сияла улыбка, а на носу блестели прямоугольной формы очки. Сам врач на вид был очень молод (минимум двадцать пять лет) и высок, возможно, даже слишком. Из-под недостаточно длинных синих брюк виднелись голые ноги, что вызывало у Эдварда еле сдерживаемый приступ смеха.
— Вы приехали один? — спросил Мэттисон Холмс, немного раздражённый весёлым настроем доктора.
— Да. Мой друг заболел и теперь мне приходится работать за двоих. Меня кстати зовут Мартин, — он протянул руку детективу, но тот не как не отреагировал на этот жест. От этого Мартин скорчил гримасу, в которой читалось обида и раздражение. — Я думаю можно быть и поприветливее, всё-таки нам предстоит здесь вместе работать.
— Что вы подразумеваете под «вместе работать»? — спросил, на сей раз Эдвард, будучи уверенным, что после приезда скорой они с напарником уедут от этого места, подальше дав возможность поработать, профессионалам.
— Ну, хотя бы переноску трупа в машину. Я не думаю, что смогу в одиночку поднять его, — после этих слов врач принял достаточно серьёзно настроенный вид. — Ладно, давайте взглянем на труп, а потом решим, что же нам с ним делать.
Они втроём спустились в подвал. Эдвард боялся снова возвращаться к мертвецу, гнившему всё это время там, но любопытство брало вверх над страхом. Ему очень хотелось узнать, что же случилось с тем человеком на самом деле.
Врач подошёл к телу и, резким движением руки скинул лежавшую на нём рубашку.
Состояние трупа никак не изменилось за прошедшее время, нижняя часть лица всё также состояла из обугленных и торчащих наружу костей, уши, как и прежде, были отделены от тела и лежали рядом с ним, вместо носа торчали обугленные куски кости напоминающие, маленькие осколки разбитого стекла, а глаза, с неплохо сохранившимися остатками ярко-розовой кожи, плотно закрыты, словно бы этот мертвец, всё то время пока его убивали, преспокойненько спал на полу.
Запах гнилой плоти, круживший по комнате, всё-то время пока в нём находились полицейские, наконец, то выветрился и Эдвард смог вздохнуть с облегчением (но смотреть на мертвеца он всё равно не мог, боясь, что от этого ему опять станет плохо).
