Петербург обычно не посвящал военачальников, в том числе и Ушакова, в «карусель» внешней политики. Однако в данном случае было нетрудно догадаться, что в дружбе союзных государств возникли глубокие трещины. Впрочем, союзники всё ещё на что-то надеялись. В середине февраля Ушаков получил письмо от английского адмирала Кейта, в котором тот сожалел, что русская эскадра оставила берега Италии и отказалась от общих действий по овладению Мальтой. Адмирал надеялся, что скоро всё должно измениться и они вновь увидят друг друга в совместных действиях…
Английский адмирал как в воду глядел. Вскоре Ушаков получил через российского представителя в Палермо новое правительственное предписание: от отправки домой воздержаться, а, снявшись с якоря, снова плыть на Мальту для взятия сего острова вместе с англичанами.
Ушаков оказался в затруднительном положении. Он не мог теперь дать команду плыть домой, но в то же время не мог принять к исполнению предписание, подписанное правительственными чиновниками, поскольку к тому моменту ещё не был отменен государем его же рескрипт, коим эскадре повелевалось вернуться домой.
В неопределённости проходили дни, недели. Но вот из Петербурга поступил ещё один рескрипт. В этот раз Павел подтвердил то, о чём писали до него чиновники: Мальту брать… Было подтверждено также, что по согласию союзных Дворов князь Волконский должен остаться на освобождённом острове с русским гарнизоном в качестве коменданта. Итак, относительно представительства российских войск на Мальте была внесена полная ясность. Ушаков не нашёл в представленных ему документах лишь самой малости, а именно: чем кормить людей, которые будут сражаться за Мальту, а после овладения сим островом станут там гарнизоном? С кого ему, российскому адмиралу, требовать провианта?..
Но загвоздка была не только в провианте. Пока фельдъегерь добирался до Ушакова с государевым рескриптом, на театре войны произошли большие перемены. После ухода русских войск из Северной Италии французские войска вновь овладели этой территорией, наголову разбив австрийскую армию. Мало того, они повели наступление на юг, угрожая королевству обеих Сицилий. В этих условиях надо было уже думать не о Мальте, а о том, как остановить наступление противника.
Ушаков вновь обратился к представителю российского правительства Италинскому, в письме своём давая понять, что в данном случае план взятия Мальты теряет смысл. Он ждал совета: как быть. Но Италинский не ответил. И тогда Ушаков взял ответственность на себя: дал команду поднять паруса и повёл эскадру к родным берегам…
— А как же вы? — спросил зятя Репнин, выслушав его рассказ.
— Я остался ждать, что будет дальше, — отвечал князь и продолжал: — А дальше было то, что предвидел Ушаков, принимая решение об отплытии. Поступил новый рескрипт императора, по содержанию противоположный предыдущему. Государь уже не требовал взятия Мальты, а велел, погрузив войска на корабли, следовать в Чёрное море, что мы и сделали. Правда, сам я морем не поехал, а избрал для себя сухопутный маршрут. Было, конечно, рискованно, но, слава Богу, обошлось.
— И что намерены предпринять теперь? — спросил Репнин после того, как зять закончил свой рассказ.
— Доложу в Петербурге о своём прибытии, а там видно будет.
Князь Волконский прожил у тестя три дня. Репнин сам провожал его до станции. На обратном пути он заехал в Дворянское собрание, чтобы купить свежие газеты, которые иногда туда завозили. Газет в этот раз не было, зато он встретил там графа Салтыкова.
— Рад тебя видеть в добром здравии, — приветствовал друга Салтыков. — Тоже приехал за подробностями?
— Какими подробностями? — не понял Репнин.
— Как, разве не знаешь?! Император порвал отношения с Англией. Вот народ и всполошился: куда теперь хлеб везти продавать, да пеньку, да лес корабельный?..
«Началось!..» — с горечью подумал Репнин. Ему расхотелось задерживаться в Собрании. Воспользовавшись тем, что Салтыкова позвала к себе какая-то компания, он тихо вышел и поехал к себе домой.
