Вообще в Германии военнопленные генералы живут как люди, они могут ходить в город, посещать кино и т.д., а здесь нас держат как преступников.
Ходят слухи, что наши начали наступление на юге, я не могу поверить этому. Пока у меня нет точного подтверждения. Едва ли мы перейдем в наступление в марте. Шмидт сказал: «Они не только не дают информации, но сегодня запретили ординарцам чистить нам сапоги. Эх, свиньи эти русские, кто знает, что они еще за сюрпризы готовят для нас».
28 марта 1943 года. Жизнь в лагере становится невыносимой. Обращение с нами — форменный скандал. Я получаю 30 р. в месяц, даже на сигареты не хватает. Запретили ординарцам чистить нам сапоги, запретили топить печи в комнатах. Мне рассказал генерал Шлеммер, что он видел сам в городе Аренсвальде, в Померании, как там живут русские военнопленные офицеры и генералы. Они имеют хорошие квартиры в казарме и в городе, могут в определенное время посещать кино в городе, получают деньги и могут покупать свободно вещи и продукты в специально созданных в лагерях магазинах. А нас здесь держат как преступников.
30 марта 1943 года. И снова — поражение под Сталинградом. Правильно я поступил или неправильно — об этом будет судить история. Я выполнял только приказ Верховного главнокомандования. Насколько этот приказ имел смысл— об этом я не могу иметь своего мнения. На мой взгляд, смысл операции заключается в том, что я со своей армией сковывал 45 русских дивизий в течении десяти недель. За этот период времени Верховное главнокомандование могло подготовить крепкий контрудар. Насколько удалось ему использовать это время, я не знаю, но полагаю, что оно не спало. Отданный же мне приказ я выполнил.
Прошел слух об ожидании поступления новых военнопленных. Неужели они и вправду прибывают, эти новые военнопленные? Сказал об этом Шмидту. Это было бы очень хорошо. Тогда бы мы услышали новые известия! Было бы очень хорошо, если бы можно было узнать, что происходит на юге и сколько тоннажа потопили наши подводные лодки. Русские совсем не сообщают нам никаких известий. Было бы неплохо, чтобы новые люди смогли посетить меня, хотя бы на несколько минут.
31 марта 1943 года. Возможно, что в 1944 году Германия и Россия пойдут на обоюдный компромисс, то есть я хочу сказать, что Германия уже сейчас готова заключить компромиссное соглашение с Россией, но последняя пока еще занимает выжидательную позицию.
О том, что Гитлер предполагает делать, он не говорит даже своим ближайшим советникам. У него все повороты в политике наступают внезапно и неожиданно.
3 апреля 1943 года. Какие у нас имеются источники резервов — знаем только мы. Если бы русские преследовали нас со своими главными силами до Польши, то мы разбили бы их. Но преимущество всегда на стороне того, кто имеет маневренность. Если бы мы захотели победить Россию в военном отношении, мы должны бы были бежать так, как Наполеон в 1812 году.
У русских всегда старая практика — использование своей территории. Мне интересно, когда тот и другой народы образумятся. Если бы Англия и Америка были заинтересованы в окончании войны, то они давно бы поддержали Россию. Но англичане хотят воспрепятствовать тому, чтобы Россия получила фактическое влияние в Германии.
Русские начали организовывать антифашистские школы. Там немцы приобретут нужную выучку, чтобы позднее защищать русские интересы в Германии. Но это будет невозможно, так как свержение правительства немыслимо.
5 апреля 1943 года. Война между Россией и Германией может кончиться только компромиссом. Не стоит даже говорить, что Германия больше не в состоянии победить на Восточном фронте. Россия будет искать компромисса, ибо она знает, что Англия и Америка — это союзники не очень искренние. Россия имеет одного искреннего союзника — еврея.
Сегодня меня посетил лейтенант Беренброк и рассказал, что он был на опросе и что русские комиссары знают все, даже год рождения командира его эскадрильи. Я был поражен такой осведомленностью русских и сказал, что нам надо учиться у них.
Мы не придаем столько внимания опросу военнопленных— они ведь самый лучший источник информации. Если мне будет суждено еще раз быть командующим, я постараюсь уделить больше внимания этому вопросу. Раньше, когда при опросе военнопленный офицер или солдат заявлял мне, что он не хочет давать показания, ссылаясь на присягу, я обычно отпускал его, считая, что «это честный солдат».
