Фарисея. Послесталинская эпоха в преданиях и анекдотах - страница 27

Блудных сыновей не было. Блудило отечество.

В ГУМе потерялся ребёнок. Милиционер его утешает:

— Ничего, сейчас объявим по радио, и родители твои найдутся.

— Объявите, пожалуйста, по Би-би-си, мои родители другого радио не слушают.

Воспитательница рассказывает в детском саду: «Наша Родина — самая прекрасная в мире. В Советском Союзе трудящиеся живут счастливо: у них всё есть, всё им принадлежит. У детей много игрушек». Ванечка расплакался: «Хочу в Советский Союз!»

До восьми лет Доминиан Бретель жил в Испании. Во время гражданской войны вместе с другими детьми его вывезли в Советский Союз, где он окончил школу, институт, потом женился на такой же, как он, русской испанке. Чем больше Доминиан привязывался к своей второй родине, тем старательней соблюдал традиции Испании. Родилась у Доминиана дочь, и он пошёл в загс зарегистрировать её. Девушка стала заполнять метрику.

— Имя?

— Анна-Мария.

— Вы что, до сих пор не выбрали?

— Нет, я выбрал.

— Значит, жена возражает?

— Нет, и жена согласна.

— Ну так говорите, что вы там выбрали. Советую Анну, а то Маш в этом году уже много.

— Я хочу записать имя Анна-Мария.

— Такого имени нет.

— Это у вас, у русских, нет, а у нас, испанцев, есть.

— Я не могу двумя именами назвать одну девочку.

— Но у неё живы обе бабушки: Анна — моя мать и Мария — мать моей жены, и по нашим обычаям нужно отдать им долг обеим.

— Родите вторую девочку. Ну так какое имя?

— Анна-Мария.

— Я вам русским языком объясняю, что одну девочку я могу зарегистрировать только одним именем — такой порядок.

— А у нас такой обычай.

— Ну как хотите.

— До свидания.

Прошло три месяца, и Доминиана навестил участковый и напомнил:

— Новорождённую положено занести в книгу актов гражданского состояния — такой порядок.

— Я не против порядка, наоборот. Только девушка никак хочет записывать имя Анна-Мария, а на другое мы с женой не согласны.

— Не положено, конечно, двумя именами называть, но если их посчитать за одно, то можно оформить.

Наутро Доминиан отправился в загс. Молча девушка вписала злополучное имя и спросила:

— Как вас зовут?

— Доминиан.

— Значит, Анна-Мария Доминиановна.

— Постойте! При чём тут я?

— Здрасьте, так вы ещё и не отец. Что же вы нам голову морочите!

— Нет, я отец, но у нас на втором месте стоит имя деда девочки. Нужно записать: Анна-Мария Хуана.

— При чём тут Хуана? По отчеству ваша дочь Доминиановна.

— Если записать так, то по-испански это будет значить, что моя дочь доводится мне внучкой.

— Как хотите, только без отчества я ребёнка не запишу.

Прошло ещё полтора месяца, и снова к Доминиану пришёл участковый.

— Только из уважения к товарищу испанцу я не накладываю штраф за нарушение. Что же касается отчества, в конце концов, кто отец девочки — дело семейное. Записывайте, как хотите.

Снова пришёл Доминиан в загс. Девушка записала в графе «отчество» «Хуана» и спросила, на отцовскую или материнскую фамилию записывать девочку.

— На обе, — ответил Доминиан. — У нас обычай.

Девушка задохнулась от возмущения:

— А если ваша дочь совершит преступление, под какой фамилией её искать?

— Почему моя дочь станет совершать преступление? Запишите, пожалуйста: Бретель-Герра.

— Ну уж нет!

Через полмесяца участковый вручил Доминиану поверстку в Главное управление. Там с ним беседовал генерал.

— Что у вас там за история?

Доминиан подробно рассказал. Генерал терпеливо слушал и возразил только в конце:

— Но ведь сегодня и казах, и киргиз имеют в паспорте отчество.

— Но зачем советской милиции русифицировать ещё и одного испанца?

— Разве у испанцев нет отчества? Как вы, например, называете Долорес Ибаррури?

— Так и называем, Долорес, без всяких отчеств.

— Но это же неуважительно.

— Выходит, что и вы её не уважаете. Вы же сами только что назвали её Долорес.

Генерал сдался. И назвали девочку Анна-Мария Хуана Бретель-Герра.

«Жизнь ушла в половую жизнь, как вода уходит в сок» — мрачная шутка 60-х годов.

Доцент Тёмкин решил уйти от жены. Жена пожаловалась в партком. Тёмкин объяснил своё намерение изменой жены. Партком поручил доценту Оголтелову изучить обстоятельства дела. Через неделю Тёмкин застал Оголтелова у себя дома и обвинил его в моральном разложении. Оголтелов объяснил парткому, что изучал моральный облик жены Тёмкина. Ему вынесли выговор. Он сказал, что это первый случай в истории партии, когда коммунист получает выговор за самоотверженное выполнение партийного задания.