— Как это?
— Да что вы, в самом деле… Ну, жизнь — она ведь как зебра: белая полоска, черная, белая, черная…
— И верно тогда, — невесело усмехнулся Шустеров.
— Значит, так. Во-первых, от вас ушла жена — не умерла, вы тогда не сняли бы кольцо, только на другой палец… а вы сняли, вон полоска незагорелая. Во-вторых, слава богу, что ушла, вам давно ее надо было выгнать, что это за жена, если мужик сам пуговицы пришивает? Не любила? Нет, раньше любила, вы б иначе не женились, не то лицо у вас… Разлюбила. А почему? Лицо незагорелое, под глазами круги — гуляете мало, значит, много сидите, значит, ей внимания не хватало… Над чем же сидите? Рулон… Вышли из института физических проблем, а рулон с собой. Значит, не тамошний, гость. Докладывали, значит, а они это… долбанули. А что ж вы докладывали? Диссертацию? Вряд ли, папка больно толста, у физиков таких толстых диссертаций не бывает… Погодите-жа… на среднем пальце правой руки вмятина, в кармане чешская цанга… э-э, брат, да вы вообще дикий — что, проектировщик?
— Конструктор, — признался Шустеров.
— Ну~ что-о вы, Лев Иванович, в самом деле, что вы туда полезли? Нынешняя физика — она не для любителей, там с образным мышлением делать нечего, а математику вы ведь так себе?…
Шустеров сцепил зубы. Сегодня ему это хорошо дали понять.
— А не расстраивайтесь, плюньте. Математика — это что? Это азбука для слепых. Нет у человека образного мышления, не может зажмуриться и увидеть, ну и начинает выписывать формулы, там-то видеть не надо, там ведь по правилам: возьми здесь, подставь сюда, перенеси в левую часть, преобразуй, теперь считай восемь лет, а потом уж можешь сесть, построить график и увидеть. Вся математика — чтоб описать значками, чего глазом не видишь. Не представляешь сил — сочиняй векторы, кривую нюхом не чуешь — бери производные, анализируй. И вообще все это подстроили шпионы кибернетических миров:, роботы пространственного воображения не имеют, им цифирь подавай, вот они исподволь и приспособили этот мир, чтоб на цифирьке держался, чтоб им легче вползти — а потом оккупировать и узурпировать… Вы ведь и сами небось считали, где-то бутылки совали, чтоб пустили на большую машину, фортран этот нелепый зубрили — было дело?
Шустеров оторопело кивнул. У него начинала кружиться голова — не то от водки, не то от необычного собеседника.
— Стоп, Лев Иваныч, вы меня уже насчет психопатии оцениваете?
Шустеров подумал и искренне удивился: — Слушайте, а ведь верно пора, а я еще и не подумал!
— И не надо, потому что я вовсе не псих, просто немножко не такой — но ведь это не значит ненормальный, а? Что такое норма? Так, как большинство? Или как немногие, но лучшие? Не усмехайтесь, скромность тут ни при чем, нужно просто трезво оценивать ситуацию. К примеру, я не умею ходить по ступенькам — ненормальный, да? А может, я летать умею — так зачем мне ходить по ступенькам? Вы не умеете орудовать математикой — ненормальный? А зачем вам, если вы просто видите? Кстати, а что вы там такое увидели?
— Как мне объяснили — привидение, — вздохнул Шустеров.
— Чудесно! Восьмой год мечтаю увидеть привидение, и не выходит. Ну а конкретнее?
— Непротиворечивую модель стационарной Вселенной.
Александр Филиппович задрал брови и приоткрыл рот. Потом вздохнул и сказал:
— Ладно, гордыня так же нелепа, как и скромность. Кто-то умный сказал, что порядочный ученый должен уметь объяснить свою теорию пятилетнему ребенку. Допустим, я ребенок — объясняйте.
Шустеров потянулся было к рулону, за плакатами, но Александр Филиппович скривился: — Да ну их, лучше так, на пальцах. Мне надо, чтоб картинка на глазах прорисовывалась.
— Ладно, — согласился Шустеров и полез в карман за сигаретой. Затянулся. — Есть на свете три гадких явления: парадокс Ольберса, красное смещение и реликтовый фон.
Александр Филиппович кивнул и сказал: — А мне очень не нравится хабеас корпус и трирарка в синто.
— Это еще что? — захлопал глазами Шустеров.
— Понятия не имею, — признался Александр Филиппович. — Потому и раздражает. Ладно, так что там с вашими гадостями?
— По порядку. Парадокс Ольберса: почему ночью небо черное? Само собой, потому что темно. А почему темно? Ведь если Вселенная бесконечна в пространстве, звезд в ней пример-но поровну во все стороны, и хоть они далеко и каждая дает мало света, но их много — и потому все небо должно светиться как Солнце. А оно не светится. Вы скажете: а космическая пыль?
