Потом прошло и увлечение звездными дорогами. На смену им пришло что-то другое. Мы учились уже в пятом классе, перешли в шестой, и к тому времени, когда Галактионыч открыл в нашем классе самую настоящую Академию Наук, мы уже всерьез собрались стать учеными. Мы получили возможность экспериментировать, ставить опыты, какие только хотели, искать в науке свои пути, и тогда решение укрепилось еще сильнее…
Таков был Леша Кувшинников.
И сейчас я ждал, что скажет мой лучший друг. Может, обидится, что я до сих пор ничего ему не рассказывал. И при этой мысли я снова почувствовал себя немного неловко.
А Алеша повел себя так: внимательно осмотрел схему, что-то про себя непонятное пробормотал, потом сказал:
— Надо доделать! Устранить неполадки, чтобы не было перебоев, чтобы установка работала надежно. Предлагаю работать над этим всем вместе. Наверное, это самая грандиозная вещь, какая только могла быть сделана в нашей Академии.
Я посмотрел на него внимательно. Не такой был человек Алеша Кувшинников, чтобы ограничиться только этими словами. Обычно в его голове возникали по всякому поводу столь ослепительные идеи, что иногда мне оставалось лишь завидовать — как это я не смог додуматься сам?!
Алеша заново пробегал схему глазами. На одном из узлов Установки Радости взгляд его задержался, потом он вроде бы ни с того ни с сего взглянул на огромный глобус, стоявший в одном из углов класса, и вот тут-то, видимо, Леху и осенило:
— Ребята, — сказал он, — надо увеличить мощность Установки настолько, чтобы можно было управлять настроением сразу всей Земли…
На секунду он запнулся, сам, видимо, обдумывая то, что сейчас нам сказал. А потом обратился к шестому «А» с взволнованной речью, которая и сейчас вспоминается мне как один из самых блестящих образцов ораторского мастерства:
— Конечно! Без всяких индивидуальных приборов. Тогда людям, у которых случилось что-то неприятное, будет еще проще: им не надо будет каждый раз включать индивидуальную Установку. Они. — Леша увлекся, — они вообще не будут замечать неприятностей, если их постоянно окружает Поле Радости. Радость на всей Земле! Мы сами будем управлять настроением сразу всей Земли! Вот отсюда! — Леша топнул ногой. — Из нашего города! Прямо из нашей школы! Представляете, как это будет здорово!..
Шестой «А» зашумел. Алеша уже стоял прямо на столе, глядя на головы академиков сверху вниз.
— И всем тогда на Земле будет хорошо? — спросила Леночка Голубкова.
— У всех всегда будет хорошее настроение, — отрезал Алеха. — В пределах разумного, чтобы не слишком… Просто хорошее настроение. Когда оно приходит к человеку, он становится лучше, добрее, честнее.
— Какова же должна быть мощность Установки? — серьезно спросил Президент.
— Рассчитаем, — ответил Леха. — Достаточной для того, чтобы охватить даже самые отдаленные уголки Земли.
— Большая работа! — рассудительно произнес Андрюша.
— Конечно! — Леха обернулся к нему. — Ну и что же! Но если работать всем вместе… Ведь принцип действия уже разработан, осталось только найти способ увеличить напряженность Поля Радости, вырабатываемого Установкой, всего… всего в несколько миллионов раз.
— И когда мы построим такую сверхмощную Установку, никто о ней не будет знать? — спросила Катя Кадышева.
Сразу наступила тишина. Академики, уже вовсю увлеченные идеей, переглянулись.
— Никто, кроме нас, не будет знать, что его хорошее настроение от чего-то зависит?
Алеша думал долго, даже слишком долго. Он сосредоточенно смотрел в пол и теребил на своей курточке пуговицы.
— Да, ребята, — сказал он и, по-моему, сам удивился новой, только что пришедшей к нему мыс ли. — Работать будем втайне. Об Установке будет известно только нам. Может, если люди будут знать, что их хорошее настроение зависит не от того, что они делают, а от напряженности Поля Радости, может, им уже не захочется такой радости, а?… А мы ее просто им подарим…
И тут же я подумал о Галактионыче.
…Галактионычу скоро должно было исполниться сто сорок. Выглядел он, впрочем, лет на шестьдесят, никак не больше. Держался прямо, ходил всегда быстро, голос у него был звучный и совсем не старческий. Даже волосы его были не седыми, а так — только слегка седоватыми. Удлинять человеческую жизнь научились в конце прошлого века, как раз когда Галактионычу исполнилось семьдесят.