— Было исключительно приятно познакомиться с вами, — сказал незнакомец негромко. Я видел, как он начал бледнеть, бледнеть и медленно растворился в воздухе, оставив после себя легкий запах дорогого одеколона. Я кое-как расстелил матрас на полу, ткнулся лицом в подушку и моментально заснул.
Разбудило меня хлопанье крыльев и неприятный клекот. В комнате стоял странный голубоватый полумрак. Орел на печке шуршал, гнусно орал и стучал крыльями по потолку. Я сел и огляделся. На середине комнаты парил в воздухе здоровенный детина в тренировочных брюках и в полосатой гавайке навыпуск. Он парил над цилиндриком и, не прикасаясь к нему, плавно помахал огромными костистыми лапами.
— В чем дело? — спросил я.
Детина мельком взглянул на меня из-под плеча и отвернулся.
— Не слышу ответа, — сказал я зло. Мне все еще очень хотелось спать.
— Тихо, ты, смертный, — сипло произнес детина. Он прекратил свои пассы и взял цилиндрик с пола. Голос его показался мне знакомым.
— Эй, приятель, — сказал я угрожающе. — Положи эту штуку на место и очисти помещение.
Детина смотрел на меня, выпячивая челюсть. Я откинул простыню и встал.
— А ну, положи умклайдет! — сказал я в полный голос. Детина опустился на пол и, прочно упершись ногами, принял стойку. В комнате стало гораздо светлее, хотя лампочка не горела.
— Детка, — сказал детина, — ночью надо спать. Лучше ляг сам.
Парень был явно не дурак подраться. Я, впрочем, тоже.
— Может, выйдем во двор? — деловито предложил я, подтягивая трусы.
Кто-то вдруг произнес с выражением:
— Устремив свои мысли на высшее Я, свободный от вожделения и себялюбия, исцелившись от душевной горячки, сражайся, Арджуна!
Я вздрогнул. Парень тоже вздрогнул.
— “Бхагават-Гита”! — оказал голос. — Песнь третья, стих тридцатый.
— Это зеркало, — сказал я машинально.
— Сам знаю, — проворчал детина.
— Положи умклайдет, — потребовал я.
— Чего ты орешь, как больной слон? — сказал парень. — Твой он, что ли?
— А может быть, твой?
— Да, мой!
Тут меня осенило.
— Значит, диван тоже ты уволок?
— Не суйся не в свои дела, — посоветовал парень.
— Отдай диван, — сказал я. — На него расписка написана.
— Пошел к черту, — сказал детина, озираясь.
И тут в комнате появились еще двое: Тощий и Толстый, оба в полосатых пижамах, похожие на узников Синг-Синга.
— Корнеев! — завопил Толстый. — Так это вы воруете диван?! Какое безобразие!
— Идите вы все, — оказал детина.
— Вы грубиян! — закричал Толстый. — Вас гнать надо! Я на вас докладную подам!
— Ну и подавайте, — мрачно сказал Корнеев. — Займитесь любимым делом.
— Не смейте разговаривать со мной в таком тоне! Вы мальчишка! Вы дерзец! Вы забыли здесь умклайдет! Молодой человек мог пострадать!
— Я уже пострадал, — вмешался я. — Дивана нет, сплю как собака, каждую ночь разговоры… орел ЭТОТ ВОНЮЧИЙ…
Толстый немедленно повернулся ко мне.
— Неслыханное нарушение дисциплины, — заявил он. — Вы должны жаловаться… А вам должно быть стыдно! — Он снова повернулся к Корнееву.
Корнеев угрюмо запихивал умклайдет за щеку.
Тощий вдруг опросил тихо и угрожающе:
— Вы сняли Тезис, Корнеев?
Детина мрачно ухмыльнулся.
— Да нет там никакого Тезиса, — сказал он. — Что вы все сепетите? Не хотите, чтобы мы диван воровали, дайте нам другой транслятор…
— Вы читали приказ о неизъятии предметов из запасника? — грозно осведомился Тощий. Корнеев сунул руки в карманы и стал смотреть в потолок.
— Вам известно постановление Ученого совета? — еще раз осведомился Тощий.
— Мне известно, что понедельник начинается в субботу, — угрюмо сказал Корнеев.
— Не разводите демагогии, — сказал Тощий, — Немедленно верните диван и не смейте сюда больше возвращаться.
— Не верну я диван, — сказал Корнеев. — Эксперимент закончим — вернем.
Толстый устроил безобразную сцену. “Самоуправство! — визжал он. — Хулиганство!” Гриф взволнованно заорал опять. Коркеев, не вынимая рук из карманов, повернулся спиной и шагнул сквозь стену.
Толстяк устремился за ним с криком: “Нет, вы вернете диван!” Тощий сказал мне:
— Это недоразумение. Мы примем меры, чтобы оно не повторилось.
Он кивнул и тоже двинулся к стене.
— Погодите! — вскричал я. — Орла! Орла заберите! Вместе с запахом!