Фантазия, лишенная разума, производит чудовищ; соединенная с ним, она — мать искусства и источник его чудес.
Ф. Гойя
1964 год для советской научной фантастики знаменателен тем, что советские фантасты все чаще, все глубже и все серьезнее пытаются исследовать нашу земную, современную жизнь методами научной фантастики. Этот плодотворный поворот к действительности необычайно обогатил содержание научной фантастики, придал ей актуальное, современное звучание и, самое главное, открыл перед писателями совершенно новые возможности.
На первый взгляд кажется, что специфика научно-фантастического жанра дает простор фантазии писателя: садись и пиши все, что взбредет тебе в голову, нимало не заботясь о том, бывает это в реальной жизни или нет.
Вот почему чувствуешь себя несколько обескураженным, когда вместо фейерверка необычных идей, острых сюжетных ходов и тонкой игры ума в научно-фантастических произведениях обнаруживаешь во множестве одни и те же сюжетные линии, одинаковые развязки, сходные логические структуры. А ведь, в сущности, ничего удивительного в этом нет: недостатки научно-фантастического жанра суть продолжения его достоинств. Позволяя более свободно выбирать писателю то, что ему нужно, научно-фантастический жанр накладывает на писателя существенное ограничение. Номинально свободный в своем выборе, он оказывается зажатым в тесные рамки “правдоподобия” его построений. А в действительной жизни, нисколько не интересующейся, правдоподобно ли выглядят ее калейдоскопически меняющиеся картины, нередко встречаются такие фантастические ситуации, на которые никогда не осмелится ни один самый изощренный выдумщик.
Именно это богатство действительной жизни все чаще привлекает к себе внимание советских писателей-фантастов. Все меньше интересуют их лишь внешне необычные космические приключения, кибернетические роботы, машины времени. Все чаще и чаще они убеждаются в том, что удивительное и необычное можно найти не только в космических далях, в математических дебрях кибернетики, в таинственных просторах пространства — времени, но и в песчинке под нашими ногами, в капле воды, а главное, в нас самих.
В этом отношении, бесспорно, самым сложным и интересным произведением сборника следует считать удивительно изящную, остроумную повесть братьев Стругацких “Суета вокруг дивана”. Основную идею этой вещи в двух словах можно было бы выразить так: “Удивительное рядом”. Несмотря на всю необычность, сказочную фантастичность этой повести, она самым тесным образом связана с проблемами нашей сегодняшней жизни.
В самом деле, быстрые успехи современной науки, головокружительный прогресс техники с каждым днем опережают все больше и больше нашу способность осмысливать научные и технические достижения. Мы привычно крутим настройку радиоприемника, не подозревая о тех удивительных и таинственных процессах и силах, которыми управляем. Мы входим в салон воздушного лайнера, занятые мыслью лишь о том, кто будет нас встречать на аэродроме. Мы привыкаем к необычному, не вдумываясь в его суть и не осмысливая его. Конечно, один человек не может понимать и знать всего. Какими-то вещами мы все равно вынуждены пользоваться, принимая их такими, как они есть. Но главное в другом: мы привыкли быстро привыкать, не интересоваться, не удивляться тем чудесам, которые нас окружают.
Эту тенденцию больше ста лет назад заметил еще А.И.Герцен, — когда техника только начала широко входить в жизнь.
“Святой отец прислал по электрическому телеграфу свое благословение новорожденному императорскому принцу, — через два часа после разрешения императрицы французов”.
В этой фразе из газет есть что-то безумное”, — писал Герцен в 1858 году. А в 1961 году один из пассажиров, летевший на “ИЛ-18”, с недоумением сказал своей собеседнице: “Черт знает что! Вылетел из Риги и через полтора часа был уже в Москве у родственников, которых не видел лет пять. Вошел, даже не поздоровавшись, как будто был у них сегодня утром”.
Повесть Стругацких — этот удивительный синтез сказочных химер с самой что ни на есть современной обстановкой — в наиболее острой форме показывает это противоречие между вещью, как мы ее привыкли видеть, и вещью, как она есть, со всеми ее сложностями и чудесами, которые скрыты от нас привычкой.
