На свете никогда не видывали такой чинной школы. Все дети, и мальчики, и девочки, сидели не шевелясь и не перешептываясь.
Грифон уселся в учительское кресло, широко раскинув свои огромные крылья — так он мог откинуться на спинку кресла, — а его гигантский хвост обвился вокруг стола, и кончик с шипом встал торчком, готовый отхлестать любого мальчика или девочку за дурное поведение. Грифон объявил школьникам, что станет с ними заниматься, пока их учитель отсутствует. Он старался, насколько умел, подражать мягкому и ласковому тону Младшего Каноника, но, следует признать, получалось у него не очень хорошо. Прежде Грифон внимательно следил за уроками в школе, и теперь решил, что не будет учить детей чему-то новому, а повторит с ними пройденное. Он собрал учеников из нескольких классов и стал их спрашивать по старым урокам. Дети чесали в затылке, стараясь припомнить то, что учили, — они так боялись Грифона, что отвечали с невиданным тщанием. Один мальчик, ходивший в двоечниках, ответил так хорошо, что Грифон подивился:
— Я бы подумал, что ты отличник. Уверен, ты никогда раньше не отвечал так хорошо. Почему так?
— Раньше мне было лень, — отвечал мальчик, дрожа как заяц. Он чувствовал, что надо говорить правду, так как все дети полагали, что огромные глаза Грифона видят их насквозь и сразу распознают ложь.
— Стыдись! — сказал Грифон. — Иди и сядь к двоечникам на заднюю парту, и если через два дня ты не станешь отличником, я буду знать причину.
На следующий день мальчик стал учиться лучше всех в классе.
Дети стали удивительно хорошо усваивать то, чему безуспешно пытались учиться раньше. Казалось, им заново дали образование. Грифон обращался с ними совсем нестрого, но в нем было нечто заставлявшее детей не ложиться спать, пока они сомневались, что накрепко затвердили домашнее задание.
Кроме того, Грифон решил навестить больных и бедняков. На больных это оказало чудодейственный эффект. Все, кроме тех, кто действительно был очень болен, вскочили с постелей и объявили, что уже совсем поправились. Тем же, кто не мог встать, Грифон давал травы и коренья, которые никто не считал целебными. Но Грифон видел, как применяются эти снадобья в разных частях света, и большинство больных выздоровели. И все же позже они все говорили: что бы с ними ни случилось дальше, они не хотели бы, чтобы этот лекарь снова навестил их и принялся щупать им пульс и рассматривать язык.
Что до бедняков, они поголовно куда-то подевались. Все, кто зависел от людских милостей, теперь куда-нибудь да пристроились: многие вызывались делать черную работу на соседей просто за пропитание — нечто почти неслыханное для этого города. Грифон так и не нашел ни одного бедняка, который нуждался бы в его помощи.
Между тем миновало лето и приближалось осеннее Равноденствие. Горожан охватила паника. Казалось, Грифон никуда не собирается улетать и поселился среди них навеки. Очень скоро настанет день его трапезы, и что тогда случится? Чудище наверняка зверски проголодалось и сожрет всех детей в городе. Теперь горожане сильно раскаивались и сожалели, что отослали Младшего Каноника, — на него одного они могли бы положиться в этой беде, ибо только он мог без стеснения поговорить с Грифоном и выяснить, что можно предпринять. Горожане собрались на сход и поручили двум старцам пойти поговорить с Грифоном и предложить ему пышный пир в день Равноденствия. Жители города обещали приготовить все, чтобы утолить его голод: самую жирную баранину, самую нежную говядину, всевозможную рыбу и дичь — все, что ему могло бы прийтись по вкусу. Если же Грифона ничто не устроит, старцам следовало упомянуть, что в соседнем городе есть сиротский приют.
— Все, что угодно, — рассуждали горожане, — лишь бы он не трогал наших деток.
Старцы пришли к Грифону, но их предложения были встречены неблагосклонно.
— После того что я видел от жителей этого города, — сказало чудище, — я думаю, мне вряд ли понравится какая бы то ни было пища, приготовленная их руками. Похоже, все они до последнего человека трусы, а следовательно, злы и себялюбивы. Съесть кого-то из них, старого или молодого? И не подумаю. Собственно говоря, во всем городе был только один человек, который пришелся мне по вкусу — то был Младший Каноник, — но он ушел из города. Он был храбр, добр и честен; полагаю, им я бы насладился.
