В кабинете Люпина было столько же интересных существ, как и осенью, но Гарри уже научился не обращать на них внимания.
— Я хотел спросить, не хочешь ли ты научиться вызывать патронуса? — спросил Люпин, принося поднос с чаем к креслам. — Чтобы прогонять этих надоедливых дементоров.
— Эм, — начал было Гарри, совершенно не зная, что сказать. Его уроки со Снейпом были строго конфиденциальны, и он был весьма уверен, что ему не стоило распространяться о своих достижениях. — Честно говоря, я был несколько занят, чтобы думать об этом.
— О, — произнес Люпин, наливая чай. Но он улыбался, что каким-то образом сгладило шрамы на его лице. — В башне все в порядке?
— Да вроде бы, — сказал Гарри, добавляя в чай сахар. Люпин произнес слово “башня”, словно часто использовал его, и Гарри гадал, не был ли он тоже гриффиндорцем. — Пропала крыса Рона, и, похоже, ее съела кошка Гермионы, и они теперь не разговаривают. А Клювокрыла, гиппогрифа Хагрида, собираются казнить из-за Малфоя.
— И все? — спросил Люпин, приподняв бровь.
— Еще Сириус Блэк, — ответил Гарри, и в его голосе совсем не слышалось веселья. Он пришел в ужас, проснувшись от криков Рона неделю назад и увидев истерзанный Сириусом Блэком полог. Больше всего Гарри беспокоило не то, как Блэк пробрался внутрь, а как он сумел сбежать в поднявшейся суматохе.
— До чего мы докатились, — пробормотал Люпин, опуская взгляд на свои руки.
— Вы ведь знали его, да? — осторожно спросил Гарри, пытаясь, чтобы в его голосе не прозвучало обвинительных ноток. Их школа была маленьким местом и сейчас, и, очевидно, в прошлом. Еще в Рождество Гарри узнал, что Снейп, Люпин, его отец и Сириус Блэк хорошо знали друг друга.
— В школьные времена мы были неразлучны, — ответил Люпин, явно желая рассказать ему историю, как на то и надеялся Гарри. — Твой отец, я, Сириус Блэк и четвертый мальчик, Питер. Мы называли себя Мародерами и вечно влипали в неприятности, как и вы с Роном и Гермионой.
Гарри навострил уши, когда услышал, как они себя называли, и его мысли тут же обратились к потрепанному пергаменту, лежавшему в его кармане. “Карта Мародеров” — гласило название на ней, а снизу шли имена создателей.
— И что случилось? — глухо спросил Гарри, пытаясь побороть желание выбежать из комнаты и вернуться в свою спальню, где бы он мог внимательно исследовать карту. Она принадлежала его отцу, и ему хотелось не только узнать, какое из четырех прозвищ тот носил, но и исследовать каждый ее миллиметр, чтобы отыскать что-то, написанное им.
— Люди меняются, Гарри. Жадность, похоть и власть — они меняют нас. Сириус происходил из очень старой чистокровной семьи и, возможно, все-таки не смог сопротивляться своему наследию, — сказал Люпин, держа свою чашку в руках, хотя чай в ней давно остыл.
— Думаете, он сделал это ради власти? — спросил Гарри, мысленно одергивая себя от желания все записать. Он пока что не дотягивал до уровня Снейпа в вычленении важной информации. — Чтобы стать правой рукой Волдеморта?
— Возможно, мы никогда этого не узнаем, — ответил Люпин. — Он провел в Азкабане двенадцать лет, а ведь некоторые там сходят с ума уже через год. Но если кто-то и заслужил подобной участи, то это он. Он предал твоего отца, а в том взрыве погиб другой наш друг — Питер Петтигрю.
Гарри покачал головой, поскольку не мог даже представить, что когда-нибудь сделает такое со своими друзьями.
— Он не доберется до тебя, Гарри, — внезапно решительно сказал Люпин, вырывая Гарри из мыслей. — Вокруг тебя много людей, готовых защитить тебя.
После того, как они допили чай, Люпин извинился, сославшись на то, что не очень хорошо себя чувствует, и Гарри молча вернулся в свою спальню. У него все еще чесались руки, чтобы достать карту и отыскать следы своего отца, но что-то еще засело у него в голове, и Гарри беспокоило то, что он не мог понять, что это было. Питер Петтигрю, четвертый мальчик, его имя едва всплывало за время его расследования, но отчего Гарри был уверен, что уже видел это имя несколько раз.
* * *
— Ах, Гарри, я надеялся найти тебя здесь, — раздался голос Дамблдора в небольшом коридоре рядом с ванной старост. Все пять мальчиков замерли, и меняющий цвет мяч, который они пинали, укатился в сторону. Было начало марта, и, хотя снег уже растаял, на лице было слишком грязно, а потому они предпочли поиграть внутри, что было против правил.
