— Послушайте, Туманов, вы отдаете себе отчет, где сейчас находитесь?
— Само собой, гражданин следователь. В ГПУ нахожусь, в узилище для контриков, но, уверяю вас, — по чистейшему недоразумению.
— Шутовской тон оставьте, Туманов. И сказочки свои могли бы приберечь для более подходящего общества. Итак, кто вас снабдил вот этой схемой расположения тайника?
— Я же вам сказал, старикашка один, фамилию его не знаю.
— Где вы с ним встретились?
— В Летнем саду, возле памятника великому баснописцу Крылову.
— А не в кондитерской Жоржа Бормана на Невском?
(С. Л. Туманов ошеломлен вопросом следователя, долго молчит, не зная, что сказать.)
— Вот видите, Туманов, шуточки бывают хороши лишь к месту, а в вашем положении они выглядят просто глупыми. Стало быть, где и когда вы познакомились с Александром Сергеевичем Путиловым?
— Извините меня, гражданин следователь, я действительно малость зарапортовался и вел себя, как последний дурак. Очень прошу, не сердитесь, я все вам расскажу по правде. Александра Сергеевича я знаю давно, с мальчишеских лет. Дело в том, что моя покойная матушка служила в канцелярии Совета Министров, и у Александра Сергеевича, как бы это выразиться, был с ней амурный грешок...
— Грешки вашей матушки меня не интересуют. На каких условиях вы согласились работать?
— Александр Сергеевич Путилов просил передать мне, что в случае удачи мне выделят пятьдесят процентов...
Николай Третий или Кирилл Первый?
Жизнь у нас и жизнь в эмиграции. — Конкурирующие императоры. — Побег из трудовой колонии. — Обед в «Старом Тифлисе». — Паша Киселев помогает чекистам.
Год 1925-й начался с разгула стихии.
В ночь на 3 января заштормило, с Финского залива поднялся шквалистый, сильный ветер, и Нева опять вышла из гранитных своих берегов, причинив Ленинграду новые убытки и разрушения. В сравнении с катастрофическим наводнением в сентябре 1924 года разрушения были помельче, и материальные потери не столь опустошительны, но тревог досталось ленинградцам с избытком.
На Балтийском судостроительном заводе пришлось отсрочить закладку серии первых советских лесовозов.
Торжественная церемония у стапеля состоялась только во второй половине января, и на митинге корабелов была зачитана телеграмма председателя ВСНХ Дзержинского. «Закладка судов в Ленинграде, — писал Феликс Эдмундович, — это еще один шаг к раскрепощению рабоче-крестьянского Союза от рабской зависимости, в которой иностранный капитал держал царскую Россию». Головному лесовозу серии присвоили имя «Товарищ Красин».
Краснопутиловцы, неизменно идущие в авангарде ленинградского рабочего класса, ознаменовали начало нового года выпуском двух магистральных паровозов, значительно увеличив декабрьскую свою производительность труда. По тем масштабам это был крупный трудовой успех.
Население города на Неве увеличилось за истекший год на сто сорок тысяч человек, заметно перевалив за миллион.
Возросла нужда в жилье, и стройсезон 1925 года обещал быть, как никогда, оживленным. По плану Ленсовета в городе намечалось выстроить тридцать четыре новых каменных дома, рассчитанных на пять тысяч новоселов. Подобного размаха строительных работ при Советской власти еще не случалось.
Помимо того, были запланированы и другие жизненно необходимые новшества. Например, строительство мощной водопроводной подстанции за Невской заставой, дающей возможность жителям этой рабочей окраины отказаться от пользования неочищенной невской водой.
Боевым лозунгом текущего момента сделалась культсмычка города и деревни.
Промышленные предприятия Ленинграда брали шефство над отдаленными уездами и волостями губернии, деятельно налаживали работу сельских изб-читален. В подшефных волостях начали открываться созданные ленинградцами прокатные пункты сельскохозяйственных машин. Тракторов в них пока было маловато, а новые конные молотилки и веялки имелись в достатке.
На Монетном дворе начали пробное изготовление первых советских золотых червонцев. В Москве, в Колонном зале Дома Союзов, открылся судебный процесс Ивана Окладского — подлого провокатора, выдавшего царской охранке Желябова, Халтурина и других выдающихся деятелей «Народной воли».
