Хотя конечно, и ему, и мне приятнее думать, что он просто нашел здесь то, что всегда искал.
Как и я сам.
Я обшариваю взглядом выделенный для запуска сектор пространства и в какой-то момент вижу короткий взблеск в пустоте — там, где среди звезд ничего не должно быть. Командую готовность Славику — а он уже оседлал скутер и гарцует теперь на разнонаправленных столбах водяного пара, как на строптивом коне.
Воды в пространстве полным-полно. И то верно — льдину зашвырнуть на орбиту ничуть не сложнее, чем любое другое… гм, тело. Куда ни плюнь, повсюду болтаются кометы и ледориты, так что с топливом проблем нет вообще никаких. Втыкаешь в льдину реактор, и привет — маршевый движок готов. Сопла ориентации остается прицепить, да заслонки, чтобы ракетой и с помощью основной тяги управлять можно было. Все, ты на коне! А как реактор льдину растопит, пересаживайся на другую. Всего и делов.
Льдин у нас было в достатке. Я прыгнул на свою и врубил испаритель на полную, одновременно разворачивая магнитную ловушку. Представьте себе клюшку для лакросса, или бейсбольную перчатку с рабочей зоной в полсотни метров диаметром? Ну вот, такая она, ловушка. Пуски проходят обычно в штатном режиме, рассеивание единиц груза минимально.
На что это похоже? Представьте себе, что в вас стреляют очередью из очень крупнокалиберного пулемета, а вам надо аккуратно изловить все пули и не одной не пропустить, а сами пули, несмотря на всю смертоносность, хрупки и драгоценны, как минский фарфор…
Представили? Право слово, лучше не представлять такого.
Но мне моя работа нравится. И эта ее часть — в том числе, а где-то даже и в особенности.
А потом счет пошел на мгновения, и мы со Славиком затанцевали на своих хрустальных кониках по приличного объема кубу пространства, ловко выхватывая из ниоткуда транспортные монокассеты, которые электромагнитная пушка несколько минут назад зашвырнула на орбиту по прожженному в атмосфере лазерным лучом незримому туннелю, внутри которого был тот же вакуум, что и здесь, наверху.
Кассеты стремительно гасили ускорение в тенетах магнитного поля, и мы сбрасывали из в эластические авоськи, пристроенные к седлам наших ракеток. Кассет было две сотни — как раз столько, сколько нам нужно для того, чтобы выполнить суточный объем работ.
Поток контейнеров иссяк так же внезапно, как и начался. Весь космос построен на контрастах: черное — белое, есть — нет, жизнь — смерть.
Или — или. Полутонов здесь нет.
Улов мы оттащили к рабочему понтону, извлекли из сетей и вскрыли упаковку.
В каждой из кассет — по сути, фольгированном легком пакете — было человеческое тело.
Мертвое человеческое тело.
Труп.
Две сотни трупов.
Мужчины и женщины, обнаженные, за исключением широких браслетов на запястьях и лодыжках, все примерно одного сложения и пропорций, без видимых признаков насилия. С совершенно безмятежным выражением очень похожих лиц.
Как если бы они спали очень спокойным сном.
Вечным сном…
Такой же груз сегодня получила — или еще только получит — каждая из десятков тысяч бригад монтажников вроде нашей, что работают по всей длине окружности орбитального кольца.
Фабрики смерти там, внизу, работали более чем исправно.
Клетчи — особей девять-десять, точнее сосчитать у меня все не получалось из-за того, что они все время суетливо менялись местами — сгрудились на краю рабочей платформы и во все свои многочисленные глаза смотрели на мертвецов.
Даром что еще не облизывались, гады.
Впрочем, за что мне их ненавидеть? Они же пришли к нам с миром. Правда, условия этого мира оказались таковы, что иная война была бы предпочтительнее.
Я достал из кармана инструментального пояса инъектор и протиснулся в самую гущу мертвых тел. Четко, с легкостью, приобретенной опытом бесчисленных повторений, выстрелил каждому из мертвецов в основание черепа.
Один за другим мертвецы открывали глаза.
После мгновений дезориентации они кивали мне в знак приветствия.
К этому сложно привыкнуть. Да я и не пытаюсь.
Это как второе рождение — с той лишь разницей, что они так и остаются мертвецами.
Такими же, как я сам.
* * *
Нам не страшна космическая радиация. Мы не устаем. Нас не мучает голод. Дышать — и того нам не надо. Мы идеальные космонавты.
