— Многие считали меня смелой, — сказала она, обращаясь к мерцающему экрану телескефа. Кроме кладбищенской черноты пространства это был единственный собеседник, с которым можно было поделиться своими мыслями. Наверное, я была смелой. Я без раздумья бросалась в гущу схватки. Мною восхищались друзья, меня проклинали враги. И я страшно гордилась тем, что я не просто женщина, а женщина-воин. Амазонка. Бесстрашная Фабиола… А сейчас я трясусь от животного страха. Боюсь умереть… А кто из людей не боится смерти? Я не верю, что есть люди, которым не страшно умирать… Особенно когда смерть ходит где-то совсем рядом…
Фабиола с остервенением тряхнула головой — так что заныли шейные позвонки.
— Я разговариваю сама с собой? — удивленно спросила она у мерцающего экрана. — Я схожу с ума? Нет, я не могу сойти с ума, ведь я сильная… я ни в коем случае не могу разговаривать сама с собой, потому что так сходят с ума, а я не хочу сходить с ума.
Экран молча мерцал Фабиоле, словно соглашался с ней.
— Или я хочу сойти с ума? Чтобы не заметить, как умру?
Экран телескефа не знал ответа на ее вопрос, и Фабиола подняла глаза к потолку, за которым скрывался безжалостный космос.
— Боже, — одними губами сказала она, — я никогда не верила в Тебя. Но ты ведь великий и всемогущий, и творишь добро независимо от того, верят в Тебя или нет, так? Ты спасаешь всех, ведь правда, Боже? Я не знаю, как молиться Тебе, как просить Тебя о помощи. Но… если ты и вправду такой всемогущий и всесильный, если ты справедливый и бескорыстный… Тогда я попрошу Тебя. Попрошу первый раз в своей жизни…
Фабиола зажмурилась, и тишину пространства разорвал ее оглушительный крик:
— Господи, помоги мне…
И, обессиленная, она провалилась в пустоту беспамятства.
4.
Фабиола не знала, сколько минуло времени. Быть может, час. Может быть, сутки. А может быть, и неделя…
Она не хотела ни есть, ни пить. Жизнь потеряла для нее всякий смысл.
Фабиола сидела в кресле, зажмурившись, освободив мозг от каких бы то ни было мыслей — даже мыслей о собственной смерти, приближение которой чувствовалось все явственнее. Даже не глядя на приборы, можно было понять, что спас-капсула стремительно летела в центр черной дыры. Об этом свидетельствовало постепенное увеличение гравитации. Двигаться становились все тяжелее и тяжелее — впрочем, этому обстоятельству Фабиола даже была рада: не нужно было тратить энергию на бессмысленные движения. Стены спас-капсулы сотрясала мелкая вибрация, отчего звенело в ушах, а во рту возник неприятный металлический привкус. Но Фабиолу ничего не волновало раз бог не ответил на ее молитвы, значит, его не существует, и никогда не существовало, и поэтому нужно оставить всякую надежду на спасение и ждать смерти, и пусть она будет быстрой, без тяжелых мучений.
Но какая-то малая часть души не хотела умирать, и Фабиола с радостным удивлением подумала, что она выпустила из виду анабиозную камеру.
Спас-капсулы оборудованы специальными ваннами, в которые можно погрузиться, ожидая спасения. Мысль была настолько греющей душу, что Фабиола тут же вывела на экран телескефа нужные параметры…
Но экран немилосердно выдал: «Устройство повреждено», и это известие стало последней каплей. Фабиола импульсивно набрала на клавиатуре код открытия аварийного люка. Но, видимо, создатели спас-капсулы оказались людьми очень предусмотрительными, потому что люк не открылся, вместо этого на экране сразу же возникла предупреждающая надпись: «Наденьте защитный костюм!».
Фабиола криво усмехнулась: надо же, какая забота… Неужели автоматика спас-капсулы, будь она проклята, следит не только за физическим состоянием спасаемого, но и за его, так сказать, состоянием духа? Пока эта посудина не врежется в черную дыру, Фабиоле умереть не дадут. И в открытый космос ее, скорее всего, не выпустят, даже если она наденет этот треклятый защитный костюм…
Фабиола не могла понять, почему конструкторы спас-капсулы не предусмотрели возможность добровольного ухода из жизни, когда нет другого выхода, когда смерть является не карой, а подарком судьбы, потому что жизнь становится не священным даром, подаренным человеку богом, которого на самом деле не существует, а продолжением невыносимых мук. В том, что ей предстоит долгая и мучительная смерть, Фабиола не сомневалась. Привыкнув к неизбежности смерти, трудно согласиться с мыслью, что смерть эта придет не сразу, что она будет бесцеремонно корежить ее тело, и никто не услышит ее последних стонов, кроме безжалостного пространства, которому, если честно, все равно…