– Двенадцать?!
– Лучше я три недели дома просижу. Три, договорились?
– Верните деньги в кассу!
Молчание.
– Но вы же отпустили мне грехи, верно? То есть вне зависимости от того, верну я деньги или нет? Это же не является… обязательным условием?
– Таинство свершилось. Но если вы не вернете деньги, то возьмете на себя новый грех.
– Тогда я лучше еще раз приду.
– Нет, так исповедь не работает!
– Конечно, я мог бы провести их как компенсацию. Но что я скажу, если придет проверка? Нет, ну никак я не могу их перечислить!
Он ждет ответа, но тут уж молчу я.
– До свиданья, господин священник.
Снова раздается скрип, затем звук удаляющихся шагов. Хотел бы я взглянуть ему в лицо, но тайна исповеди это запрещает, а правил я держусь. У протестантов – свой Бог, который жаждет знать, что творится у них в душе, но я католик, и моего бога интересуют только мои деяния. Я беру в руки кубик, но, как только я начинаю раздумывать, пойти мне по классическому пути или все-таки начать с блоковой сборки, вновь скрипит скамья.
– Я пью, отче.
Откладываю кубик.
– Все время пью. Никак не могу бросить.
Завидую алкоголикам. О них снимают фильмы, нанимают лучших актеров, пишут романы и репортажи. А как же те, кто много ест? Худые твердят, что этот вопрос решается силой воли, но, может, они худые просто потому, что у них не такой аппетит. Немногим ранее я купил в автомате на углу два шоколадных батончика. Не для того, чтобы съесть, а чтобы были. Какая же глупая была мысль.
– Мне больше ничего не хочется. Только пить. Жена меня бросила, работу я потерял, но мне все равно. Хочу напиться, больше ничего.
– Я могу отпустить вам грехи, только если у вас есть искреннее желание изменить свою жизнь.
Вибрирует телефон. Выудив его из кармана, я вижу на дисплее рабочий номер Эрика. Что очень странно, Эрик никогда мне не звонит. Но ответить я сейчас не могу.
– Не знаю. Не знаю. Не знаю.
– Не знаете, хотите ли вы бросить пить?
– Мне бы очень хотелось, чтобы мне больше не хотелось, но хочется же.
Разумно ли проводить такое различие или это попросту абсурд? Телефон умолкает.
– Вы там что, едите, господин священник?
– Не ем! Попробуйте не пить два дня. Будет хорошее начало. И приходите снова!
– Два дня? Нет, я не смогу.
– Тогда и я не смогу отпустить вам грехи.
Первый укус был просто наслаждением. Хруст шоколадной глазури, едва уловимое пощипывание мякоти кокоса на языке. Теперь уже чувствуется, что в батончике много жира и многовато сахара. И так со всем. Иисус этот факт упустил, Будда оказался внимательней. Никогда ничего не удается довести до конца. Ничто не совершенно, но вырваться из этого круга выше наших сил.
– Вы едите!
– Приходите через два дня.
– Прекратите есть!
– Я и не ем.
– Прямо в исповедальне!
– Через два дня. Если не будете пить. Тогда приходите!
Скрипит скамья. Он уходит. Комкая в руке пустую металлизированную обертку, я думаю о втором батончике. Он по-прежнему у меня в кармане, там он и останется.
Вынимаю батончик из кармана.
Но я ведь его еще не развернул. А если бы и развернул, то еще не кусал. Все в моей власти. Таинство свободы воли: могу укусить, а могу и удержаться. Все зависит от меня. Все, что мне нужно сделать, чтобы этого не произошло, – просто этого не делать.
Второй батончик уже просто невкусный. Жую яростно и торопливо. Второй всегда невкусный. Вибрирует телефон. Снова Эрик звонит с работы. Должно быть, что-то важное.
– Завидую тебе, – сказал Ивейн.
– Да нет, ты преувеличиваешь.
Мы сидели на скамье в клуатре монастыря Айзенбрунн. Деревья качались на холодном ветру, пели птицы, с кухни доносился запах еды, то и дело, склонив голову, проходил мимо облаченный в рясу монах. Можно было подумать, что мы перенеслись в другой век.
Я был рад видеть Ивейна. За две недели усердных духовных упражнений мне поднадоели постные лица. Брат заявился без предупреждения, как ему было свойственно. Привратник хотел было отослать его прочь, но потом все-таки впустил. Ивейну трудно было отказать.
– Даже кубик у тебя отняли?
– Это часть упражнений, – ответил я. Поначалу мне его не хватало, но теперь я задавался вопросом, не было ли то, что я считал всего лишь своим любимым занятием, на самом деле зависимостью.
