И вот Александр Евгеньевич, этот респектабельный, уверенный в себе, видавший виды мужчина, который прекрасно знает и не слишком-то ценит женщин, который пробовал многое и мало что одобрил, мужчина, который привык лениво смотреть на мир из окна своего тонированного «Вольво» и который знает все азбучные истины и прописную мораль и всегда имеет ответы на любые вопросы, кроме, пожалуй, одного, касающегося его братца, этот мужчина вдруг влюбился на сорок третьем году жизни, совершенно неожиданно для себя. И притом если уж быть справедливым, то влюбился впервые за эти самые сорок три года.
Утверждение 11
Принимая решение, я стараюсь продумать его последствия
(___баллов)
Ника торжествовала. Все получилось как нельзя лучше. И хотя в первые дни после похорон ей еще было как-то грустно и непривычно, уже через пару месяцев девушка полностью пришла в себя и начала осознавать все последствия (радужные, естественно) нового порядка вещей. Вот, к примеру, сейчас Ника стояла в своей спальне и смотрела на весы. Спальня теперь была уже ее безраздельной собственностью, весы тоже. Раньше тут ступала нога другого человека, Степанов хоть изредка, а интересовался, насколько его становилось больше. Он смело включал электронный механизм большим пальцем правой ноги, смотрел на табло, фыркал и говорил:
– Ну вот, еще на два кило стало больше хорошего человека. А хорошего человека чем больше – тем лучше.
– Что ж ты меня-то тогда пилишь, если я поправляюсь? – возмущалась Ника. Она сама к еженедельным обязательным взвешиваниям относилась с паническим, даже суеверным ужасом. Она старалась взвешиваться только на убывающую луну, чтобы естественные силы лунных отливов отняли и у нее хоть сколько-нибудь целлюлита. Не ела с вечера перед взвешиванием и старалась подгадать момент восхождения на эшафот именно тогда, когда Степанов в ванной принимает душ, а лучше, чтобы его вообще дома не было. И не мог бы он подойти и через плечо посмотреть на цифры, которые не гаснут сразу, а мигают несколько секунд.
– Ну что, как? Ожирела, птица моя? – насмешливо говорил он (независимо от результатов), и между ними разгорался скандал. Теперь Нику не подкалывал никто. И никакого значения не имело теперь, худа она или толста. Никто не мог ей сказать, что если она не сделает немедленно что-нибудь со своими окороками, то ее ждет чемодан-вокзал-Рогожкино. Это не могло уже как-то повлиять на ее жизнь, тем более разрушить.
– Пошли вы на фиг! – воскликнула Ника, закидывая ненавистные весы в чулан. Стабильность, к которой она столько времени стремилась, была завоевана ею, и самые смелые ее жизненные планы и мечты сбылись. И хотя Ника испытывала некоторую смутную тревогу, потому что не совсем представляла, а что, собственно, делать дальше, она была уверена, что справится. Будет наслаждаться жизнью, как она и мечтала всегда. Прошло больше трех месяцев, как умер ее муж, а улучшения были очевидны. Никто не говорил Нике больше, что нужно делать, а чего не нужно. Никто не принуждал ее к сексу с пьяным тучным мужиком, не требовал оторвать задницу от дивана и приготовить ужин. Не требовал держать себя в форме и не высасывать весь коньяк за три дня. Ника была просто в восторге от такого расклада. Она покупала в магазинах все, что только душа пожелает, а после приглашала в дом подружек, чтобы принимать их уже не украдкой, пока Степанова нет, а в любое удобное для нее время. Сумма «пособия по потере криминального кормильца» была достаточно высокой, чтобы можно было не задумываться о работе, хлебе насущном и прочих глупостях. Если бы было прилично, Ника первым делом закатила бы большую вечеринку-девичник с танцами до утра и громкой музыкой. Может быть, даже заказала бы стриптиз и засовывала бы купюры в трусы шоколадных придурков, которых потом прогнала бы без жалости. По большому счету, Ника после более пяти лет брака стала просто-таки ненавидеть мужчин. Но вечеринку устраивать сразу после похорон было неприлично, так что приходилось обходиться посиделками у огонька. Вот только Лиду приглашать Ника больше не спешила. Лида очень изменилась, ходила с кругами под глазами, из-под тусклых волос просвечивали пятисантиметровые темные корни, а смотрела Лида на все устало. А если и говорила, то зло, как-то не по-дружески и совсем не то, что Ника готова была сейчас слышать. Как-то Ника предложила Лиде прошвырнуться по магазинам. Та, хоть и упиралась, но в итоге согласилась развеяться и села в Никину машину. Всю дорогу Лида молчала, смотрела в окно и будто бы не слушала, что Ника говорит. Вероника рассказывала, что теперь уже скоро холода, не иначе как в следующую субботу снег повалит. И надо бы шубку присмотреть, а то старые все сносились.
