– Что, так много было убито? – ахала Ника, невероятно далекая от новейшей истории России.
– Ты даже не представляешь себе, – вздохнула тогда Лида. – И все как один молодые парни, красивые, им бы жить да жить. Страшные годы.
– Так куда же эти памятники делись?
– А ты считаешь нормальным, чтобы бандитов хоронили вот так – в самом центре Ваганькова? Рядом с дирижером Локтевым? Неподалеку от поэта Есенина? – засмеялась Лида. – Нет, их запихнули подальше, хоть и не смогли полностью выселить. Знаешь, это вопрос престижа.
– В смысле? – не поняла Ника.
– А я тоже не знаю, в каком смысле. Может, они на том свете встречаются и общаются. Ты, мол, где лежишь? На Митинском? В Бутове? Ну, ты и лох. Все нормальные пацаны – только на Ваганькове.
– Бр-р-р-р, – охнула тогда Ника, а теперь вот, выходит, и она стоит на ваганьковской земле, в храме на отпевании, а потом в колумбарий к могиле. Что ж, такова жизнь! От этих мыслей Ника реально всхлипнула и прижала к глазам белоснежный платок.
– Ну-ну, ты уж потерпи. Мы с тобой, – сочувственно пожал ее руку Русланов – самый серьезный из всех серьезных людей, с которыми работал Степанов.
Ника даже удивилась, что он нашел время прийти на похороны. Кто такой Степанов рядом с ним? Однако Русланов был тут. Рядом с ней стояли и другие степановские деловые партнеры, так сказать, руководство: Маркарян, Свитский, Лемешев – все прекрасно и со вкусом одеты, от прежних времен разве что можно поискать наколки в разных местах необъятных тел. И в манерах немного осталось, в дерганости какой-то, что ли. Стояли и вздыхали, и утешали несчастную вдову, поглядывая втихаря на швейцарские часы. Мол, сколько же можно отпевать, пора и честь знать. Нике стоять было тяжело. Истерика, которая трясла ее все выходные, стала понемногу стихать, но на ее место пришла усталость. И эмоции, бившие через край, начали спадать. К тому же из-за обильных возлияний, коим она по такому случаю предавалась без зазрения совести, организм выдал положенную и совершенно ожидаемую в таких случаях реакцию. И в понедельник с утра Нике было очень плохо, плохо прежде всего физически. На место мыслей о неожиданно покойном муже пришла головная боль, тряска рук и прочая абстиненция, от которой голова вообще переставала варить. Хотелось поехать в СПА, отдаться в руки массажистов, полежать в бане, наконец. Но вместо этого на повестке дня были похороны и поминки. Ника понимала, что это такое же важное событие (если не важнее), как именины или годовщина свадьбы, поэтому стояла и горевала как положено.
– Примите наши искренние соболезнования, – говорили вокруг и заглядывали ей в глаза сквозь сетку вуали.
– Большое спасибо, это такой удар для меня! – отвечала она, совершенно искренне прикрывая глаза ладонью. Голова болела нещадно, но ее муки смотрелись сейчас как нельзя более кстати.
– Вы держитесь с невероятным мужеством. Я бы, наверное, от такого сошла с ума, – сочувственно поделилась с Никой Тамара, главный бухгалтер в белой корпорации Свитского, приземленная, кощеистая женщина с неприлично дорогими кольцами на морщинистых пальцах. Ника никогда ее не любила и старалась вообще не общаться, но сейчас, на похоронах, она только вежливо кивнула и отошла к Лиде. Та наклонилась и тихо спросила:
– Соболезнует?
– Ага, прямо сама доброта, – хмыкнула Ника. Обе они, и Ника, и Лида знали, что в свое время муж Тамары погиб при самых странных обстоятельствах. Поговаривали, что не без помощи своей приземистой супруги.
– С ней надо быть поосторожнее, – сказала Лида, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу. Она, признаться, устала уже стоять среди этой странной, нашпигованной богатыми и опасными мужчинами церкви и ждать, пока закончится весь этот цирк. Маркарян, который в свое время, говорят, поднялся на расселении алкашей, стоял со свечой в руках и с серьезным видом крестился. Расселял он алкашей очень просто – напаивал, заставлял подписывать документы, рассказывая сказки о золотом Эльдорадо в Тамбовской, к примеру, или Воронежской области. А дальше… как получалось. Маркарян был серьезным бизнесменом, так что никто из расселенных никогда не возвращался, чтобы претендовать на отобранные квартиры. Впрочем, это все было давным-давно, в незапамятные времена. А кто старое помянет, тому глаз вон.
