– А когда он…
– Этого никто сказать не может, – довольно резко ответила она, уже жалея, что пошла на этот разговор. Ох уж эти родственники, вечно прилипнут, как банные листы, не отмажешься. – И что вы вообще ждете, что я вам назову день и час, когда вы с ним сможете снова в лапту играть?
– Почему в лапту? – опешил он.
– А почему бы и нет? Я вообще не знаю, будет ли он когда-нибудь во что-то играть. Чего вы от врачей-то хотите? – раздраженно ответила она.
Тот факт, что пациент Светлов вообще жив, был удивительным, и Жанну поражало, почему этот холеный господин не может отдать должное этому явлению.
– Извините, – отвел глаза и огорчился Александр Евгеньевич. Белая Королева злилась, откуда уж ему знать, почему.
– Ничего, – смягчилась Жанна. Она понимала, что нехорошо срываться на этом приятном господине в сером пиджаке, но что поделаешь.
Настроение было ни к черту. Утром, прямо перед уходом на работу, ей позвонил Ёжик и чужим голосом сказал, что сегодня вечером заберет остаток своих вещей. И теперь Жанна злилась и мучительно думала, что, может, не стоило проводить эту дурацкую проверочку. И был бы у нее неплохой, в общем-то, Ёжик. Что она, в конце концов, не может себе этого позволить? Сейчас зарплату врачам подняли, в конце концов. Другие же заводят собачек, кошечек? А она бы Ёжика завела. Кормила бы его молоком из блюдечка. Приучала бы к месту. Ладно, хватит ерничать, надо работать. Родственники вон ждут, в серых пиджаках. Шансы – какие уж тут шансы, так и будет лежать ваш Светлов, может быть, много лет.
– Я просто… это так ужасно. Хочется понять, что с ним будет. А вы, простите, будете нашим врачом… постоянно?
– Да, я ваш лечащий врач. Я проводила операцию, так что, если есть какие-то вопросы, я вам отвечу, только не сейчас. После обхода можете подойти в ординаторскую. Ладно? – Она устало провела рукой по лбу, откидывая волосы.
У нее было удивительно приятное лицо, доброе и какое-то все понимающее, хоть она и пыталась делать из себя буку, подметил Александр. Может быть, у всех врачей лицо такое? По крайней мере, у тех, которые спасают жизни. Подумать только – операцию, этими вот тонкими нервными пальцами, этими руками?
– Но у него есть хоть какие-то положительные сдвиги? Надежда?
– Если будет что-то важное, я вас обязательно извещу, – пообещала она и вышла из палаты. На все про все ушло не больше пяти минут, но душа у Александра Евгеньевича как-то вдруг успокоилась. И он подумал, что раз Паша находится в совершенно правильных и надежных руках, то все будет хорошо, по крайней мере, надо на это надеяться.
И Александр Евгеньевич, который еще несколько минут назад места себе не находил, пытаясь придумать предлог, чтобы сбежать отсюда, и одновременно за это же винил себя, теперь остался в палате, на неудобном стуле, обитом дерматином, сидел, подпирая ладонями подбородок. Он смотрел на своего брата Павла, на трубки, которые тянулись и жутковатым образом проникали в его тело, на то, как мерно поднимается и опускается его грудь, и ни о чем не думал. Даже если бы он и попытался, то мысли скакали, не давая сосредоточиться на чем-то одном, а если и останавливались на секунды, то только для того, чтобы Александр Евгеньевич снова вспомнил, что брат его теперь лежит тут, перед ним, и что от подобного не застрахован никто.
Утверждение 7
Бывает, мне хочется подурачиться, как маленькой
(____баллов)
На похоронах Ника смотрелась великолепно. Все, кто был там, а было там, поверьте, народу просто немерено, неизменно отмечали, как великолепно и к месту была одета и вообще как соответственно ситуации вела себя степановская вдова. В воскресенье Нике привезли несколько черных платьев на выбор, одно из которых – из тонкого струящегося шелка – шло ей невероятно. К нему Ника подобрала шляпку с короткой сетчатой вуалью, которая оттеняла глаза, но оставляла открытыми ее пухлые уста, а красный блеск от «Шанель» с эффектом влажных губ выделил и подчеркнул их красоту.
– И откуда они их только берут, из кино вырезают? – спросил кто-то из толпы, глядя, как она, печальная, но сдерживающая свое горе, шла по Ваганьковскому кладбищу мимо мемориалов Высоцкого и деревянного креста Абдулова. Там же, на Ваганьковском, хоронили нормальных пацанов в девяностые. Лидия, Пашкина жена, как-то рассказывала, что вся главная «аллея славы» на этом кладбище в свое время просто пестрела огромными, яркими, явно стоившими огромных денег, памятниками.
