– Может, тебе принести попить? Тебе надо успокоиться. Ты должна попытаться успокоиться, – захлопотала Марина. Сейчас Нику было очень жалко, она была очень-очень несчастной, в этой дурацкой простыне, с грудью.
– Я позвоню сама, – заявила Лида после некоторого раздумья. – Наверное, номер морга в телефоне определился?
– Я не знаю, – испугалась Ника. – Вдруг нет? Как тогда?
– Сейчас проверим, – задумчиво потерла виски Лида и натянула платье на загорелое тело. Марина против воли засмотрелась на нее. Лидка все-таки красивая, стерва. Высокая, стройная, ухоженная. Интересно, она вшивала себе какие-нибудь золотые нити? Очень может быть, иначе как так – тридцать лет с гаком, а ни одной морщины, даже складочки. Роза. За деньги можно все. И наверняка регулярно делает все эти чистки, маски, массажи. Такая уж у нее работа. Работа телом.
– Алло! Это морг? Секундочку, плохо слышно. – Лида говорила очень громко.
– Да, это морг, – ответил ей чей-то сухой равнодушный голос.
– Вы нам звонили, что у вас там муж… находится, – с трудом объяснилась она. А как вообще об этом спрашивать, ситуация-то совершенно невозможная. Так и спросить – у вас наш труп или нет?
– Фамилия, – бросил голос в ответ.
– Степанов.
– Секундочку, сейчас посмотрю, – ответил голос и отключился. Лида пальцем показала, что ей нужна ручка. Марина дернулась, огляделась вокруг себя и дала ей карандаш. Она вдруг почувствовала, что за всеми этими простыми действиями вокруг нее разворачивается самое настоящее горе. Она видела настоящее горе только раз, когда умерла бабушка. И горе это было слезное, полное светлой грусти и нежности к женщине, которая прожила восемьдесят семь лет, похоронив мужа и вырастив внучку. Бабушка умерла во сне, прожив прекрасную и справедливую жизнь. А Степанову сколько? Сколько было? И что действительно теперь будет с Никой?
– Алло, Степанова? – снова появился голос в телефоне. Для удобства Лида переключила телефон на громкую связь.
– Нет-нет, что вы. Это не я.
– А вы кто? – удивился голос.
– Я – никто. Подруга.
– Ладно, – после секундной задержки согласился голос. – Ваш Степанов у нас.
– И что теперь? – растерялась Лида.
– Подъезжайте, – равнодушно бросил голос. – Завтра после восьми с паспортом.
– Зачем?
– На опознание. Сегодня мы уже закрыты.
– Опознание? Зачем? – опешила Лида, а Ника побледнела и почувствовала, что ей буквально физически становится очень-очень плохо.
– Тело идентифицировали по водительскому удостоверению. Все равно после аварии надо проводить опознание. Девушка, приезжайте. Я занят, – раздраженно прошелестел голос, но Лида вцепилась в собеседника на другом конце провода мертвой хваткой. Слово «авария» снова породило массу вопросов.
– Простите. Мы ничего не знаем. Что случилось? Поймите, мы же ужасно нервничаем. Как это произошло?
– Не знаю. Надо смотреть протокол. Вам потом в милиции все расскажут.
– Но это был несчастный случай?
– Ладно, – вздохнул голос. – Сейчас узнаю.
– Спасибо, – тепло ответила Лида и, пока было тихо в трубке, повернулась к Нике и спросила: – Где его паспорт?
– Я не знаю, – замотала головой Ника и снова принялась рыдать. Лида дернула плечами и вернулась к разговору.
– Да, несчастный случай. Вы не жена? – на всякий случай уточнил голос.
Лида повернулась, посмотрела на Нику и переключилась обратно на тихую связь.
– Я не жена. Что случилось?
– Степанов ваш был сильно пьян, – ответил он, понижая голос.
Лида отвернулась от Ники и тихо переспросила:
– Насколько сильно?
– Выше крыши. В зюзю. Никакой. Так что все понятно. Они гнали почти двести километров на МКАДе. Они задели грузовик, грузовик перевернулся, их отбросило на отбойник[5], покрутило. Такая скорость, понимаете. Они ударились о столб, он умер от удара. Мгновенно. Мне очень жаль.
– Спасибо, – грустно кивнула Лида, подумав про себя, что, по крайней мере, это все объясняет. И это означает, что никто не пытался Степанова убить. Уже хорошо. Умер, потому что напился и погнал по дороге. Это лучше, чем если бы его «заказали». Значит, все не так уж плохо. Он просто мертв, просто случился несчастный случай, и Степанов умер. А то, что Степанов умер, – в этом Лида не видела ничего плохого. Скорее наоборот.
