Дедушка осторожно раздел контрабас и показал, как это все получилось.
– Только начал я во втором акте свою партию, вдруг опять: «Динь!» Смотрю, а на деке, вот тут, где струны крепятся, стоит крошечный человек, лохматый, глазки хитрые, и палочкой по струнам: «Динь-дон, динь-дон…» Почуял, что я его вижу, прыгнул куда-то и исчез. Не верите? – спросил дедушка и посмотрел поверх очков. – И я, честно говоря, не поверил. Раз уж, думаю, мне гномы мерещатся, самый раз на пенсию уходить. Пришел домой и написал заявление. Так и так, сорок пять лет отыграл – хватит. Отпустили меня, музыканты подарок вручили, пожелали всяческого счастья – живи, на рыбалку ходи. А у меня все гном этот из головы не выходит. Может, думаю, кто-нибудь мои очки подменил? Ведь оставлял как-то в оркестровой. Нет, очки вроде те же. Может, думаю, этот дирижер с бровями-щетками мне в голову втемяшился и теперь мерещится? Опять не то… Кто же тогда по струне ударил?
Дедушка еще долго ходил в театр, бродил по темным закоулкам, сидел на спектаклях, приставив стул около первого ряда, и до тех пор смотрел на оркестр, пока не впадал в дремоту, а может, просто притворялся, что спит. А гномы то мелькнут за струнами арфы, то, заткнув уши, пробегут мимо большого барабана, а то сядут на хрустальную люстру и, подперев кулачками головы, слушают музыку.
Дедушке, конечно, хотелось узнать, откуда же взялись эти гномы. И почему он их видит, даже иногда подмигнуть успевает, а другие словно бы не замечают?
Научные догадки, которые пока что не докажешь, именуются гипотезами. И вот дедушка придумал такую гипотезу.
Давным-давно в театре играли очень хорошую сказку «Доктор Айболит». О, золотое это было время для театра! В зале ни единого пустого места. Всюду дети, дети, дети. Только с третьего яруса разглядишь где-нибудь плешь или седую голову.
Спектакль длинный, дети ерзали в креслах, возбужденно жевали печенье и пирожные, а крошки падали на пол. А уж где крошки, там и мышки. Их заметили все – от пожарника до директора, который очень беспокоился, как бы они не изгрызли новый бархатный занавес.
А такая опасность возникла, когда дети, по два и три раза посмотрев спектакль, убедились в том, что разбойник Бармалей не поймал Айболита и никогда не поймает, успокоились и перестали ходить в театр. Сладкие крошки под креслами исчезли, и для мышей настали тоскливые голодные дни.
Однажды лунной ночью вышли они на улицу и стали шнырять в клумбах, украшавших театральный скверик. Но из вкусного там был один душистый горошек. Другие семена были горькие, а то и колючие, как ежи. Мышки грызли и плакали, грызли и плакали, пока у одной не мелькнула спасительная мысль: надо самим вскопать землю и посеять горошек! Ленивые мыши, конечно, стали ей возражать:
– Ничего у нас не выйдет. Давайте переселимся в какой-нибудь склад, а еще лучше в кино. Там дети семечки грызут.
И отправились. Там одних переловили коты, а потомки других по сей день, притаившись под полом, ждут, чтобы какой-нибудь неряха бросил им корку или просыпал семечки.
Остальные мышки, где могли, стали выращивать горошек, анютины глазки и настурции. Кроты пахали, воробьи боронили, еж свозил урожай. А мыши сеяли, пололи и сами не почувствовали, как стали превращаться в крохотных человечков. В гномиков, как сказал дедушка.
Потом они научились читать, писать и петь песни. Одни остались в городе, другие переселились в леса и подружились с детьми, птицами и всеми зверюшками.
Дедушка рассказал, что лесные гномы ткут из солнечных лучей, птичьего щебета и запаха цветов удивительные ленты, которые потом показывают детям, как кино. Пасет какой-нибудь малыш гусей, или лежит в кровати, болеет, или, как вот Расяле, стережет дом и не знает, почему ему вдруг захотелось съехать на лыжах с радуги… С самого самого верху – бултых! – прямо в озеро… Можно и без лыж, просто так…
А когда Гедрюс спросил, почему почти никто их не видит, дедушка объяснил:
– Пауки прядут для них нитки, и одежда получается почти такого цвета, как воздух. Может, поэтому… Но хорошим детям они должны бы показаться… Неужто вы их ни разу не приметили? Как же это так?
