Нет, нужно сохранять ясность мысли. Это прежде всего! Вильгельм делает глубокий вдох, порывисто встает, выпячивает грудь. И тотчас ему начинает казаться, будто одолевавшие его минуту назад вопросы, вопросы, отдающие метафизикой и потому, стало быть, неразрешимые, словно бы отпадают один за другим, исчезая у него под ногами. Все несомненно проще, нельзя поддаваться болезненным фантазиям; есть опоры более надежные и более реальные, ведь монарх — это не только представитель, но и носитель и исполнитель власти! Слава Богу, власть эта земная, и пусть ощутят на себе ее силу земные черви, нагло высовывающие головы из своих гноищ. Нужно их раздавить, раздавить! Каблук кайзера яростно заерзал по паркетному полу каюты. Нужно раздавить и тех, кто их покрывает, поддерживает. Ну да теперь он энергично возьмется за это сам, и если престарелый монарх в Вене не раскачается и не предпримет что-нибудь… что-нибудь… что именно, этого Вильгельм сию минуту в точности не знает… просто что-нибудь такое, что раз и навсегда устрашит… то это сделает за него он сам, германский император!
И чтобы не терять даром ни минуты, он нажимает кнопку звонка, вызывая к себе командира корабля. Чего он от него хочет? Ну да, что-нибудь прикажет. Главное — прервать бесплодную бездеятельность.
Остановившись на пороге и от волнения не отдавая себе отчета в том, что не дождался, когда заговорит император, командир выпалил:
— Прикажете, ваше величество, возвращаться в порт?
Вопрос до того огорошил Вильгельма, что, как ни странно, он даже не обратил внимания на допущенное командиром нарушение субординации.
— Зачем?
Командир в растерянности переступает с ноги на ногу. Он не осмеливается сказать, что просто счел это естественным ввиду последних событий. Такое могло быть истолковано как попытка навязать императору собственное мнение. Лучше уж промолчать.
Вильгельм хмурит брови. На сей раз он не корчит из себя мыслителя, а действительно лихорадочно размышляет. Размышляет о том, почему командир корабля с такой уверенностью предположил, что он, император, намерен возвратиться в Берлин. Какое-то мгновение Вильгельму тоже кажется, что это было бы всего естественнее. Но он тут же мысленно представил себе канцлера, министров, адъютантов с депешами, весь этот рой сановников, советников, советчиков, словом — надоед! И хотя ему вроде бы следовало быть сейчас как можно ближе к правительственным центрам, однако есть еще более веские аргументы против этого. Но действительно ли они есть? Безусловно. Например… ну хотя бы… Да вот, конечно же! Поскольку в решающие моменты последнее слово за ним, он должен иметь возможность полностью сосредоточиться, а где он еще найдет такую идеально спокойную обстановку, где еще он, по сути дела, недосягаем, как не здесь, на корабле?! Ни в одном другом месте он не может в столь полном одиночестве и покое поговорить с самим собой и с Ним, единственным, кто вправе ему советовать. Забыв, что он стоит не на палубе, Вильгельм II непроизвольно посмотрел кверху, но его взгляд тут же уперся в низкий потолок каюты. Да, так что же еще? Ах, вот что… расстояние — не помеха, здесь в его распоряжении корабельный телеграф и быстроходные катера, словом, достаточно средств, с помощью которых до него дойдет необходимая информация, а в обратном направлении будут переданы его приказы и решения. И чем больше понадобится экономить время, тем больше его будет именно в этих условиях, поскольку убудет постороннего вмешательства, вторжений извне, дебатов и компромиссных предложений. Теперь все пойдет как по маслу!
В результате, к удивлению двора, правительства, генерального штаба и отдельных министров, а также посольств, император хотя и прервал свой балтийский вояж, но сделал это более или менее формально и на елико возможно короткий срок, с тем чтобы поскорее продолжить путешествие вопреки всем протестам своего окружения.
И вот он опять на своем флагманском корабле и со всем рвением предается там своей державной деятельности! Дважды в день доставляются ему на борт депеши, деловые бумаги, aide-memoire{
