Настроение резко изменилось накануне возвращения Горошка. После того как Степан Дмитриевич Бузулук натянул на колышках бечеву вдоль фундамента, взял первый силикатный кирпич и уложил его на дымящуюся лепешку раствора.
— Класть строго по бечевке, просветы — как я учил, углы буду делать сам. Начинай, — скомандовал он.
Сережа, за ним Бельды, Греков, Бобриков, Русаков и другие каменщики, посмеиваясь, начали повторять действия Бузулука. Ряд за рядом, строчка за строчкой пепельный кирпич ложился на свое место, и к обеду Юра Греков вдруг заметил:
— Братцы, глядите, что делается — мне уже по грудь!
Они отошли в сторонку и как бы впервые увидели: стена, ровная, настоящая, почти чужая, уверенно поднялась почти на метр вдоль всей площадки! Недоверчиво переглянулись. Знакомый, изученный до мелочей за прошедшие недели пейзаж — присыпанные снегом сосновые стволы и сучья, горки кирпичей, ажурный кран — казался в соседстве с новой невысокой стеной совсем иным, непривычным. Стена была чужой, снова подумал Греков, но тут же взгляд его выхватил в третьем ряду выщербленный кирпич, который он хотел выбросить, но Бузулук остановил: «Крепкий кирпич, садовая голова, я тебе выброшу! Потом бетоном заровняешь…» Увидел этот кирпич — и обрадовался, стена стала «своей».
На следующий день она поднялась выше человеческого роста, бригада начала сколачивать первые леса. Смутное раньше недоверие сменилось сперва растерянностью, потом общей озабоченностью — в общежитии, на перерывах, только и говорили, что о своем доме. Теперь уже Степан Дмитриевич тайком посмеивался, глядя на «молодежь», — этот взрыв серьезности ему был хорошо известен, не одну бригаду вот так нянчил…
Разглядев Горошка, ребята замахали ему ушанками и рукавицами сверху, со своего второго этажа:
— Привет травматику!
Из четырехугольной дыры подъезда выскочил Неверов — курносый нос и выпуклые щеки пылают от мороза. Словно гладко выбритый Дед Мороз! Комбинезон чуть не вдвое шире Сережи. Горошек улыбнулся — не похож Сергей Павлович на работягу!
— А? — похлопал Сергей по кладке. — Получилось? То-то. Выпустили тебя на волю?
— Выпустили, — кивнул Горошек. — Куда мне сейчас?
— Сходи для начала в управление, получи премию, — ответил подошедший Бузулук. — А потом я тебя определю.
— Ладно.
Кассирша в бухгалтерии порылась в ведомостях, однако фамилии Горохова не нашла. Ну да, бригада уже получила, а вот вас нет здесь, молодой человек.
В обеденный перерыв Бузулук с Неверовым спустились в управление.
— Ходите, выясняете! — недовольно сказала кассирша. — Я же вашему товарищу русским языком… Как, еще раз, его фамилия? Нет, не причитается… И про травму ничего не знаю. Мне дают список — я и выплачиваю.
— Зайдем к начальнику? — предложил Неверов прорабу.
— Пустое дело. Не поможет.
— Как не поможет?
— А вот так! Молодой ты еще, а я Соболева знаю…
— Что ж вы раньше молчали? — удивился Сергей.
— Молчи, говори… Устал я этим заниматься. Вот сдадим дом — и хватит! Мне знаешь — сколько лет?
— Н-не знаю. Лет пятьдесят, а что?
— Шестьдесят шесть. Понял?
— Нет. Вы толком объясните, Степан Дмитриевич…
— Дай-ка сигарету. Я почему сюда приехал? Два года, думаю, поработаю — пенсию человеческую себе обеспечу… Весной сравняется два года. И тогда привет! Тогда я плевал на этого, — и он кивнул в сторону обитой стеганым дерматином двери. — А сейчас не могу, считай меня старым дураком…
— Ладно, Степан Дмитриевич, успокойся… Мне, во всяком случае, до пенсии далеко!
Соболев, оторвавшись от бумаг, оглядел вошедшего.
— Я сегодня не принимаю, объявление на дверях висит.
— Знаю, Дмитрий Илларионович, — Сережа сдернул ушанку. — Но чепуха у нас получилась с Гороховым…
— С каким Гороховым? Что за чепуха? Объясни, если уж вошел.
— Который ногу повредил. Каменщик из нашей бригады. Помните? Вы при этом еще были, с белыми волосами такой…
Соболев задумчиво проводил взглядом дым, плывущий к потолку.
— Теперь вспомнил. Как же, — он сделал округлый жест папиросой, — маленький, на девчонку похож, как же!
Сережа удивленно посмотрел на начальника. Что он, всерьез? Ведь на той неделе приходил в общежитие, с Горошком задушевно беседовал!
