Мы вылезли, осмотрели машину и поняли, что легко отделались – Марк ехал медленно. Осталось несколько царапин и вмятин, про которые можно что-нибудь наврать. Но Марк все равно схватился за голову, прислонившись к машине.
– Рано или поздно они все узнают, я это чувствую. Встанут со своими недовольными гримасами, воплощенное неодобрение, и будут качать башками, говоря: «М-да, мы знали, что из него ничего не выйдет, вот знали, и все».
– Ты про кого?
– Про родителей.
– Чувак, – сказал я, указывая на свое лицо, – зато ты хоть не выглядишь как я. – Марк засмеялся и всхлипнул. – Нет, серьезно, – продолжал я, – разве они не хотели, чтобы ты развеялся? Мне, конечно, придется что-нибудь наплести насчет разбитой морды, но когда мать узнает, что я веселился в компании друзей, у нее отляжет от сердца.
– Я не о веселье, – сказал он. – Об этом даже речь не идет. Веселье, видишь ли, надо сперва заслужить, как рай после смерти, а я еще не заслужил. Мне сначала надо стать сенатором.
– Сенаторы как раз знают толк в развлечениях, – возразил я.
– Ха, – ровно произнес Марк. – В нашей семье заведено иначе. Дело прежде всего. Отец считает, пора Ковольским двигать в политику.
– Тогда почему сам не двинет, зачем тебя пихает? Тебе это надо?
– Я не знаю, что мне надо. Я только не хочу никого разочаровывать, пока не разберусь, что мне все же надо.
– Как я тебя понимаю, – сказал я, подумав, сколько раз я слышал эту фразу и что она значит для меня сейчас. Изречение, которое преподносят как правду, а на деле откровенная ложь. Мне хотелось сказать что-нибудь, кроме этой чуши.
Марк теребил подбородок, обхватив себя другой рукой, и глядел в землю. Мне нечем было его подбодрить; я лучше умею принимать удары в лицо, чем вселять надежду. «Да ерунда все это, – хотелось мне сказать. – Возьми себя в руки, чувак, и научись, справляться с ситуацией».
– Поехали отсюда, – сказал я вместо этого. – Только домой меня не вези. Хочу знать, что ты нормально добрался.
Он остался благодарен, а по дороге его благодарность еще возросла, потому что стало ясно, что придется регулировать сход-развал. Ехать было можно, и Марк решил, что починит машину без ведома родителей, но вранья уже накопилось достаточно, и Марк волновался, что половину забудет. Мы подъехали к длинной аллее, огибающей его дом на холме. Марк заехал на газон, не заметив этого, и заглушил двигатель.
– Значит, еще раз: куда мы сегодня ходили?
– Мы ходили ко мне домой. – Я расстегнул куртку и вытащил пакетик. – Хочешь снотворного? Успокоишься и не будешь всю ночь бегать по потолку как сумасшедший.
– У тебя много, – сказал он, забирая у меня с ладони две таблетки.
Одну он проглотил сразу, другую положил в карман и сидел, ожидая, пока подействует, будто затянулся своей травкой. Я улыбнулся и тоже развалился на сиденье. Мне бы пакет со льдом, но в моем распоряжении был только викодин, таблетку которого и я бросил в рот. Я уже готов был прощаться, но мне не хотелось домой, и я некоторое время молча сидел рядом с Марком.
– Тебе пора, – сказал я наконец, но Марк не двинулся с места.
– Слушай, а тебе Джози нравится? – спросил он, чуть приподняв голову. – По-моему, ты ей нравишься.
– Господи, я не знаю. К тому же у нее есть парень.
– Ну да, – сонно засмеялся Марк. Я забеспокоился, но тоже не мог двинуться – тело расслаблялось слишком быстро. – Он уже вчерашний день, – речь Марка немного плыла. – Вот увидишь.
– Ну, я не знаю…
– Я подумал, может, ты гей? – Голос Марка поднялся на последнем слове, будто он задавал вопрос, но я ответил не сразу, потому что не знал как. Я знал, что хочу Джози, но не мог доверять своим желаниям. Отношения с отцом Грегом я никогда не расценивал как секс – мое тело работало по команде. С Джози все было иначе.
Марк съехал набок, уронив голову на подголовник, сонно улыбнулся мне, его рука задела рычаг переключения передач и упала на сиденье рядом со мной. Веки его опускались на глаза и вздрагивали – Марк боролся со сном.
– Так ты того или нет? – спросил он. Сейчас он казался моложе, менее опытным и пресыщенным, чем обычно. Таким я его никогда не видел. Может, наркотики сняли с него броню, или это был поступок, для которого он весь вечер набирался мужества (или я зоркости), но мне показалось, что Марк смотрит на меня с непонятной надеждой.