– Это что здесь происходит?!
Барбара, вошедшая секундой позже, издала короткий шокированный вскрик. Марк быстро сел, моргая и силясь проснуться. Дневное солнце ярко светило в окно. Я, оказывается, заснул в куртке и сейчас был весь мокрый от пота. Барбара нагнулась и выхватила «Мидори», торчавшую у меня из кармана. Я и не заметил, что бутылка у меня в кармане, и не помнил, чтобы мы столько выпили, но во рту действительно стоял приторный вкус. Барбара показала бутылку мужу, держа ее на отлете.
– Жалкое, ничтожное зрелище, – сказал он.
– Пап, – начал Марк.
– Я не желаю слышать ни единого извинения! Я не желаю знать, что произошло! Посмотри на себя! Боже, Марк, где твои штаны? Чем вы занимались?!
Марк густо покраснел и набросил на бедра край одеяла.
– Нет, пап, но…
– Хватит. Вранье, вранье, вранье – все, что ты можешь сказать о себе непосредственно сейчас. Вранье. Машина всмятку, и ты заехал на газон. Тебе еще повезло, что ты жив! Ты что, пропащий? Ты хочешь бездарно просрать свою жизнь?
– Майкл, – начала Барбара, но замолчала, поймав взгляд мужа. Ничего из того, что говорил Майк, я точно не помню. Тогда я думал, что мы выкрутимся, и обернулся к Марку напомнить, как мы договорились отвечать. Шея ужасно затекла.
– Пап, – снова сказал Марк.
– Я не желаю ничего слушать! Я не хочу знать, как ты скомпрометировал себя и свое имя – и мое заодно! Ради этого я всю свою жизнь пашу как проклятый? Чтобы ты приводил в дом своего оболтуса приятеля и расхаживал перед ним в одних трусах? Ты решил, что можешь все промотать, расшвырять, обгадить все, что я создал?
– Майкл!
– Папа!
– Хватит, – сказал Марку Ковольски-старший, наставив на него короткий толстый палец.
Барбара перешагнула через меня и присела на подлокотник дивана рядом с сыном. Обняв его, она зашептала ему на ухо:
– Расскажи мне, что случилось, дорогой. Я постараюсь не сердиться.
Майк забегал по комнате, бормоча:
– Полное отсутствие уважения! Пол-но-е! – Он потряс рукой и стиснул пухлый кулак.
Барбара мягко покачивалась с сыном в обнимку.
Марк расширенными глазами уставился в пол. Руки лежали на коленях, большой палец едва заметно подергивался, рот был сжат в неподвижную плоскую полоску. За моей спиной Майк на повышенных тонах требовал от меня побыстрее убираться. Барбара согласно кивала, но их вопли пугали меня меньше, чем отстраненность Марка. Он будто покинул свое тело, бросил его, как случайную жертву громогласного насилия, совершавшегося в комнате, и сбежал куда-то в тишину. Это убежище было мне хорошо знакомо – я был не прочь за ним последовать. Я устало поднялся на ноги.
– Наверное, мне нужно позвонить матери, – сказал я.
– Да, и я тоже хочу с ней поговорить, – заявил Майк. – Это, должно быть, она дает тебе спиртное? Захотели втянуть моего сына в свои семейные проблемы, да?
– Семейные проблемы?
– Да. – Он шагнул ко мне. – Тебе необходимо утянуть за собой на дно кого-нибудь еще, в этом все дело?
– Не так бы вы пели, будь мой отец дома, – сказал я, в свою очередь ткнув в него пальцем.
– Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?!
– Посмотрите сюда. – Я указал на свой опухший глаз. – Думаете, меня что-нибудь волнует?
Майк в гневе бросился к телефону и набрал номер моей матери. Барбара отчитывала меня, но я не слушал.
– Мне очень жаль, чувак, – сказал я Марку. – Ты уж извини.
Пока мы ждали мою мать, Майк в холле читал мне нотацию. Я извинялся, но интонация разоблачала все, что я говорил. Майк пытался объяснить, почему мы должны бояться того, чего люди вроде него велят нам бояться, и почему должны слушаться и уважать тех, кто за нас отвечает. Все, что он говорил, отдавалось оловянным эхом слов, которые однажды произнес отец Грег, и теперь, когда я снова слышал их, они казались еще более неискренними и пустыми.
Я думал, мать пришлет за мной машину, но она приехала сама и окончательно удивила меня, когда, не выключив мотор, побежала по дорожке к дому. Подойдя, она выдержала паузу, подчеркнуто разглядывая мое отекшее лицо, затем за локоть привлекла меня к себе и обняла. Майк попятился, и я увидел, что он сник.
– Гвен, – слабо начал он.
