Фока с Гордеем пошли к дому запрягать лошадку.
— Ну что, Антон, вот такие я нам с тобой трудодни определил. Работы по производству кирпича непочатый край. Гордей говорит, что желающих на печные работы по деревне очень много.
— Ты, я смотрю, здесь как будто навсегда надумал обосноваться. Что тебе за забота все эти деревенские проблемы? Нам как–то бы домой вернуться надо.
— А ты знаешь способ, с помощью которого это сделать можно? Вот то–то и оно… И я не знаю. Знаю точно лишь одно — сидеть и горевать о своей судьбе — это уж точно не способ и не выход. Я уже тебе говорил, что наша первая задача — это стать здесь полноценными, скажем так, гражданами. Чтобы своим трудом мы могли сами себя обеспечивать — и питание, и кров, и одежду. А если как похолодает, а зима — во что оденешься? На сколько времени нашей здесь жизни нам рассчитывать — нам неведомо Поэтому исходить лучше из того, что этот период может и долгим быть. Если такой прогноз не подтвердится, вот и хорошо, «и будет нам счастье». Но если мы его во внимание принимать не будем, а он возьмёт, да и подтвердится?.. Что тогда? Это первое. А второе то, что нам какое–то время, пожалуй, лучше будет несколько как бы в сторонке оказаться, не на виду. Кирпичное дело нам это позволяет. Я ведь даже с Гордеем договорился, что мы с тобой ночевать в его бане будем. Нас с тобой в деревне–то и не видно, и не слышно будет, больше вероятности на глаза кому не надо не попасть. Мы же ведь здесь неизвестно кто. А если какие–то «властные структуры» начнут разбираться кто мы, да откуда. Выяснится, что я вовсе не из Рязани, а ты из Рязани, да вовсе не из той… Из какой? Из той, которая через 900 лет будет?!.. Мы–то от этого путешествия по времени не можем в себя прийти, а они что должны думать? А если они нас за лазутчиков каких посчитают? Мы же в этом времени абсолютно ничего не знаем — чем люди живут, какие у них заботы, какие обычаи и т. д. Мы здесь чужие.
— Но я же церковный сан имею.
— Ну и что? Ты заметил от Фомы или Гордея какое–нибудь к тебе более уважительное отношение, чем ко мне, по причине наличия у тебя этого сана?
— Нет… Они о Боге–то и не поминают вовсе. После обеда встали и Домовому молитву прочитали!.. Я чуть было не встрял, да твоё предупреждение вспомнил насчёт чужого монастыря.
— Правильно и сделал. Не думаю, что это нам на пользу будет, если ты начнёшь здесь «проповедовать». А как ты из нашего будущего знаешь, в твоих проповедях и нужды–то никакой нет. Религия, она и так своё возьмёт. Её власть поддержит, народишко к вере принудит, а потом народишко и сам «за веру, царя и отечество» свои жизни с умилением отдавать будет. На то религия и создавалась, чтобы быть опорой для власти. Потому власть скорей её и принимает, новых богов народу из–за моря привозит, что увидела в религии для себя надёжную опору. «Власть царска веру охраняет, власть царску вера утверждает; союзно общество гнетут…» — Александр Николаевич Радищев.
— Ты атеист?
— Скажем так — я человек не религиозный, материалист. Но о боге, как о некой идее, о смысле жизни, о том, зачем я пришёл в этот мир, есть ли в этом какая–то цель или замысел — обо всех этих вопросах рассуждаю немало. При этом не связан какими–то религиозными представлениями. Вот что, дебаты пока откладываются, давай–ка за работу возьмёмся. Ты, я вижу без рясы ходишь, подмышкой держишь. Клади её и свою Библию вот сюда, на камушек. Можешь и рубашку, как я, снять. Приступим. Для начала я тебя по формовке кирпича должен всему обучить, чему у Гордея успел научиться.
Антон оказался учеником способным, дело пошло споро и слаженно. Месили комки глины, заполняли ею форму–пролётку, выкладывали готовый кирпич на стеллаж, начинали формование следующего. Для наработки навыков решили операции чередовать — кирпич формовал кто–то один, другой был подмастерьем, на каждом следующем кирпиче ролями менялись. Глина заканчивалась — нагружали рогожку, подтаскивали к столу. Сеяли песок, подносили воду. Работа шла настолько слаженно, что не требовалось каких–то лишних слов, пояснений, уточнений, указаний. Следовательно, в процессе этой работы, нисколько от неё не отвлекаясь, могли вернуться к прерванным разговорам о религии. Началась дискуссия, местами довольно–таки острая.
