RACHE
— И что вы об этом думаете? — Сыщик походил на циркача, демонстрирующего свой номер. — Эту надпись не заметили, потому что никому не пришло в голову заглянуть в самый темный угол. Убийца написал — или написала — это своей собственной кровью. Видите потеки? Версию самоубийства можно отбросить. Почему надпись сделана именно в этом углу? Я скажу. Видите свечу на каминной полке? Она в то время горела, а если угол освещен, это не самая темная, а, наоборот, самая светлая часть стены.
— Ну, нашли вы эту надпись, и что она означает? — фыркнул Грегсон.
— Что означает? Она означает женское имя Рейчел, только незаконченное, потому что писавшему (или писавшей) помешали. Помяните мои слова, в конце концов окажется, что женщина по имени Рейчел к этому делу так или иначе причастна. Смейтесь-смейтесь, мистер Шерлок Холмс. Вам, конечно, в проницательности не откажешь, но мы все равно убедимся, что старая ищейка лучше двух молодых.
— Простите, ради бога! — извинился мой компаньон, чей взрыв веселья задел коротышку-инспектора. — Вы, несомненно, первым нашли эту надпись и справедливо заметили, что она сделана одним из участников загадочных событий. Пока что я не удосужился осмотреть комнату, но, с вашего дозволения, сделаю это сейчас.
Холмс выхватил из кармана рулетку и большую лупу. С этими инструментами он быстро и бесшумно обошел всю комнату, где-то задерживался, где-то опускался на колени, а однажды даже растянулся плашмя. Это занятие так его захватило, что он, похоже, совсем забыл о нашем присутствии: непрерывно бормотал что-то себе под нос, издавал стоны и восклицания, присвистывал, радостно и обнадеженно вскрикивал. Глядя на него, я невольно представлял себе чистокровного, отлично натасканного фоксхаунда: как он, повизгивая от нетерпения, мечется в поисках потерянного следа. Холмс трудился минут двадцать, тщательнейше мерил расстояние между невидимыми мне метками, а временами прикладывал рулетку к стене и вовсе непонятно зачем. Аккуратно собрал с пола в конверт горстку серой пыли. Наконец рассмотрел под лупой слово на стене, добросовестнейшим образом изучая каждую букву. Затем, судя по всему, удовлетворенный, спрятал рулетку и лупу в карман.
— Говорят, гений — это неистощимая работоспособность, — заметил Холмс с улыбкой. — Определение никуда не годное, однако к работе сыщика вполне применимое.
Грегсон и Лестрейд наблюдали маневры сыщика-любителя с немалым любопытством и не без презрения. Им, очевидно, было невдомек то, что я уже начал понимать: все действия Шерлока Холмса, вплоть до самых незначительных, направлены к определенной практической цели.
— Что вы об этом думаете, сэр? — спросили они в один голос.
— Боюсь присвоить себе ваши заслуги, если станет известно о моем содействии, — ответил мой друг. — Вы так успешно вели расследование, что жалок будет тот, кто в него вмешается. — Слова его были преисполнены сарказма. — Если станете сообщать мне о ходе дел, я буду счастлив помочь, чем смогу. А пока я хотел бы поговорить с констеблем, который обнаружил тело. Не дадите ли мне его имя и адрес?
Лестрейд справился у себя в записной книжке.
— Джон Ранс, — сказал он. — Он сейчас не на дежурстве. Вы найдете его по адресу: Кеннингтон-парк-гейт, Одли-Корт, сорок шесть.
Холмс записал адрес.
— Пойдемте, доктор, нам нужно с ним поговорить. Дам вам одну подсказку — может, и пригодится, — обратился он к сыщикам. — Здесь было совершено убийство, и убийца — мужчина. Ростом он превышает шесть футов, в расцвете лет, ступни, для его роста, маленькие; носит грубые ботинки с квадратными носами, курит трихинопольские сигары. Прибыл вместе с жертвой в четырехколесном кэбе, везла этот кэб лошадь с тремя старыми подковами и одной новой — на правой передней ноге. Лицо у убийцы, скорее всего, румяное, ногти на правой руке очень длинные. Примет маловато, но они могут оказаться полезны.
Лестрейд с Грегсоном обменялись недоверчивыми ухмылками.
— Если этот человек был убит, то каким образом? — спросил первый из них.
— Яд, — бросил Холмс на ходу. У двери он обернулся. — Да, Лестрейд, еще одно.