- Боже мой! - сказала Джиневра. - Неужели вы в сговоре с ним? Ведь вы благородная женщина, вы молоды, прекрасны. Неужели вы не сжалитесь надо мной?
- Не бойтесь, - ответила Виттория, взяв ее руки и прикоснувшись к ним губами. - Все мы здесь, в крепости, готовы услужить вам, помочь и защитить вас; успокойтесь Бога ради, вам здесь некого бояться.
- Если это правда, - возразила Джиневра, снова спуская ноги с кровати, - пустите меня, пустите, дайте мне уйти.
Виттория подумала, что это стремление бежать прочь порождено расстроенным рассудком, и, видя, что женщина так слаба и измучена, принялась ласково уговаривать ее подождать хоть немного, но ужас перед местом, где она находилась, довел Джиневру до исступления, которое только усиливалось от возникавших препятствий; она все порывалась встать и со слезами говорила:
- Мадонна! Ради Бога и Пресвятой Девы, я умоляю вас об одном - дайте мне уйти с этой кровати; бросьте меня в море, в огонь, но только пустите прочь отсюда, с этой кровати. Я не причиню вам хлопот... Глоток воды... У меня все горит внутри... и позвольте мне сказать несколько слов фра Мариано, из церкви святого Доминико... Только прочь отсюда... Пустите меня...
И с этими словами она вскочила с постели. Виттория, видя ее непреклонность, не стала препятствовать ей. С большим трудом Виттория вместе со служанками снесла ее на руках вверх по лестнице в отдаленную комнатку, где Гонсало велел приготовить ей ложе. Когда Джиневру раздели и уложили, она вздохнула и сказала:
- Синьора, Бог видит все; он видит, что я всем сердцем молю его отплатить вам за добро, которое вы мне сделали. Пресвятая Дева, благодарю тебя! А вы, синьора... Спасибо вам за то, что я по крайней мере умру не в таком отчаянии... Прошу вас об одном - скорее позовите фра Мариано... Где я?.. Скажите мне, который час? День сейчас или вечер?
- Час ночи, - ответила Виттория. - За фра Мариано пошлют. Вы пережили слишком много тяжелого, и вас мучит напрасный страх; успокойтесь, милая, отдохните, здесь вы в безопасности; я вас не оставлю.
- Да, да, не оставляйте меня! Если бы вы знали, как отрадно становится сердцу, когда ваши ласковые глаза смотрят на меня. Присядьте здесь, на мою постель; вот я немножко подвинусь к стенке... Нет; нет, не думайте, что мне это трудно... Мне с вами лучше...
Несколько мгновений она лежала в оцепенении, потом внезапно заговорила, как в бреду, содрогаясь от ужаса:
- Если б вы знали, как это страшно! Быть заживо погребенной!.. Задыхаться под горой трупов... Смотреть в хохочущие лица разлагающихся мертвецов... Боже! Боже мой! Мне кажется, я все еще там.
Она прижалась к своей покровительнице. Та ничего не возразила на эти бредовые речи, так как понимала, что спорить бесполезно, а только обняла ее и ласково стала успокаивать.
- О, синьора, - продолжала Джиневра, пряча лицо на груди Виттории, - я сама не знаю, что говорю... Но я пережила такие мучения! И право, я не заслужила их... Что я ему сделала, за что он так поступил со мной? Пресвятая Дева обещала мне спасение... Я молилась ей всем сердцем... А она покинула меня... Правда, я грешница... но не преступная... а только несчастная... О, такая несчастная! Ведь я-то знаю, что творится в моем сердце... Никто, кроме меня самой, не поймет, сколько я выстрадала.
- Верю, дорогая, верю, - ответила Виттория, - только успокойтесь и не говорите, что Пресвятая Дева покинула вас. Разве не она послала меня осушить ваши слезы и облегчить ваши страдания? Видите, я здесь, с вами; я вас не оставлю. Если я нужна вам - не бойтесь, я никуда не уйду. А если вам потребуется еще чья-нибудь поддержка, если надо наказать вашего обидчика, загладить причиненное вам зло, скажите... доверьтесь мне. Мой отец, Фабрицио Колонна... Гонсало... все охотно придут вам на помощь.
- Ах, синьора! - прервала ее Джиневра. - Никто на свете не может дать мне хотя бы минуту счастья и уменьшить мои муки. Для меня уже все кончено в этом мире. Благодарю, благодарю вас, вы принесли мне последнее утешение... И не считайте меня неблагодарной, если я не делюсь с вами моими горестями, это невозможно, об этом не расскажешь, - и если я не принимаю ваших предложений... Господь вам воздаст за все... он-то ведь может... а я могу только благодарить вас и целовать ваши благословенные руки... они поддержат мою голову в смертный час и закроют мне глаза... Обещайте, что отойдете от меня только тогда, когда я совсем похолодею.
