И вот он сидел с мрачным видом, судорожно цепляясь за соломинку трезвости в бушующем море опьянения. Белл тоже был там — стоял поблизости, болтая с двумя чернокожими парнями в жилетках со шнуровкой и синих рабочих брюках, и чувствовал себя превосходно. Белл был в ударе: он даже держался так же, как они, и — Ричард едва уловил это сквозь неумолчный шум — разговаривал почти как они, то есть с акцентом и оборотами, присущими чернокожим, став, таким образом, ближе и понятнее собеседникам.
И Урсула там была. Выглядела по-прежнему безупречно — даже в столь поздний час. Ричард не заметил покраснений вокруг ее синих глаз, а копна ее густых каштановых волос нисколько не потускнела и не засалилась. Скорее наоборот — этот вечер со всеми спиртными излишествами только придал ей жизни, живости. Укрывшись за опьянением, точно за деревом, он все вглядывался в ее черты. И как она могла общаться с подобными людьми? Как могла спокойно воспринимать жестокие шутки вроде той, которую они только что сыграли над беднягой в тренчкоте, — если не была порочной по самой сути своей? Как она могла?
Ричард понял, что ему угрожает опасность — опасность выставить себя идиотом. Он был слишком пьян. Когда, пошатываясь, Ричард побрел сквозь толпу посетителей в сортир, расположенный в конце подвальчика, дабы исторгнуть из себя всю скверну, он то и дело спотыкался о чужие лодыжки и задевал бумажные стаканчики. В уши его лились проклятия, но он слышал их будто откуда-то издалека, — ибо им приходилось преодолевать юдоль слез. Я стою, сосредоточенно думал он, фокусируясь на моменте, когда моча начнет изливаться из пениса, так что она со мной не уйдет. А она пойдет со мной? О! Пойдет?!
Конечно же Ричард знал, что и она тоже. Вряд ли кто-то из перманентной клики Белла избегнул сей участи. Это был просто еще один способ поставить на них свое клеймо, вроде выдачи удостоверения члена клуба. Это происходило всего один раз… или не один? Она ведь была такая… такая, блин, соблазнительная! Идеальная фигура: большая и высокая грудь — причем без всяких ухищрений с ее стороны; талия, которую так и хотелось обнять, гибкие бедра и длинные, сильные ноги; и это лицо! Глаза, голубые-голубые, обалдеть можно; темные брови идеальной формы, где надо — округлости, где надо — острые углы, обтянутые безупречной розовой кожей. Как-то раз Урсула невзначай сообщила Ричарду, что ее туалет состоит лишь из капельки увлажняющего крема и «Жики», нежного и неудержимо эротичного аромата, созданного Герленом для императрицы Евгении.
Капелька увлажняющего крема! Как хотелось Ричарду стать этой капелькой. Чтобы его выдавили на ватный тампон, которым она проводит по этим щекам, этой шее, этой груди. Боже! Да она с ним и через улицу срать не сядет, Ричард был в этом уверен. Но он не мог оставить ее в покое. Не мог….
— …Засиделся, молодой Ричард? — Над ним навис Тодд Рейзер. Ему удалось нависнуть потому, что Ричард практически сполз со стула. Рейзер представлял собой отличный объект для упражнений в каламбурах: он и сам был коротышкой, и снимал короткометражки. Даже его джинсы раздражали — они должны были быть мятыми, но почему-то не были. Рубашки он тоже предпочитал из тяжелой материи, и Ричард не мог удержаться, чтобы не представить еще более мрачные предметы верхней одежды в недрах Рейзерова гардероба — состоявшего из кардиганов, наглухо застегивающихся на «молнию» и джемперов-безрукавок от «Фейр Айль». — Знаешь, я думаю, что там тебе не особо светит… — хмыкнул Рейзер, как показалось Ричарду, подавшись всем телом в направлении прекрасной госпожи Бентли.
Где-то в глубине горла Ричарда открылся небольшой отсек, наполненный желчью. «В᾿ф, бр-р», — попытался возразить Ричард и вдруг очутился на задних ногах, точно жеребенок, насквозь пропитанный кампари, и — также невольно, — пробормотал «Д’брночи» в направлении Белла, Урсулы и Рейзера. Опомнился он уже на Олд-Комптон-стрит, торгуясь с покрытым племенными татуировками и вооруженным планшет-блокнотом контролером на стоянке такси, возле киоска у бара «Полло».
Вскоре после этого такси уже катило на север по Тоттенхэм-Корт-роуд. Ричард безвольно откинулся на заднем сиденье, по большей части еще под действием анестезии, но в то же время превосходно чувствуя всем телом рытвины и ухабы дороги.
