На нее из стекла глядела улыбающаяся молодая краснощекая рыбачка с немного удивленными зелеными глазами.
Следила за походкой. Ей хотелось так шагать по земле, будто она не шагает, а летает, как птица. Но походка ее была тяжелой. Упругие груди выпирали из батистовой кофты. Она иногда закрывала их косами.
С Павлом Игнатовым Варвара познакомилась на сейнере, когда работала поваром. Он зашел в камбуз, промокший и злой. Встал у металлической обшивки котла обсушиться и приложил озябшие руки к горячей броне.
Она поставила на стол еду и, упершись кулаками в бока, веселым, чуть с хрипотцой голосом, пригласила:
— Кушайте, Павел Иванович. Остынет же!
Он долго смотрел на нее, моргая.
Она зарделась румянцем и подумала: «И этот любуется».
Съел все и попросил добавки. А потом долго курил и все смотрел на нее до тех пор, пока его не вызвали наверх, на палубу.
Приставали рыбаки — била их по рукам. Особенно приставал Водовозов. Она слышала, как Павел сказал ему однажды:
— Не преследуй девку — не по тебе она. Жена есть к тому же.
Вскоре Варвара перешла работать на берег, в рыбные цеха.
По вечерам она любила уходить к морю и слушать его приглушенный шум, смотреть в небо. Ей особенно нравилось, когда от горизонта до горизонта опоясывали небо белой лентой невидимые реактивные самолеты. Думала, что летчики эти обязательно из Москвы, что где-то есть другая интересная, веселая жизнь, и ей хотелось в Москву.
А когда видела в море корабль, гадала: военный или торговый, и все ждала, что корабль вот-вот подойдет к берегу, туда, где она сидит, и выйдут на берег моряки и сделают ручкой приглашение: «Пожалуйста, Варвара Михайловна, к нам в гости».
Редко в Охотке появляются новые люди. Разве почтовый катер с длинным рыжим почтальоном, который всегда подмигивает и нехорошо осматривает ее с ног до головы, да экспедитора по приему рыбы, приезжающие на пустом рефрижераторе.
Правда, еще иногда останавливаются в Охотке геологи дня на два, а потом уходят куда-то, так что и рассмотреть-то их некогда как следует.
Один в кожаной куртке и клетчатой рубашке, белокурый такой, сказал ей однажды: «Идемте с нами! Работа найдется. А то свою, кажется, вы не любите… Да и характер у вас такой, что вам все новое подавай…»
Она растерялась тогда и ничего не могла решить, хоть ей было и приятно такое приглашение.
Она любила Павла. Были еще демобилизованные из Германии солдаты. Она видела их на свадьбе Таньки Безугловой. А еще приезжал как-то корреспондент газеты из Москвы, веселый молодой парень, почему-то в морской офицерской форме.
Он всех фотографировал, уезжал с рыбаками на лов, обо всем расспрашивал и купался с мальчишками.
— Варвара, ты мне нравишься, — сказал он ей однажды и покраснел.
Все время фотографировал ее и на работе, и дома, и на берегу. Особенно ему нравилось, когда она как птица летала со скалы в воду. Он восхищенно ахал и щелкал фотоаппаратом.
Они любили наблюдать за морем и в штиль и в шторм, смотреть, как волны с шумом подкатывались к ногам и с шипением оседали, уплывая обратно. За волной тянулся шурша белый пенистый шлейф, пузырясь и лопаясь меж галькой.
Корреспондент заходил в воду, подставлял плечо волне, входил в нее, и вместе с волной выбрасывался на берег, хохотал.
— Вот, Варвара Михайловна! — шептал он. — Понастроим мы здесь городов, опояшем все побережье железными дорогами, в порта будут приходить из всех стран корабли… — И на лице его светилось что-то уверенное, восторженное, будто то, о чем он мечтает, непременно сбудется.
Варька внутренне соглашалась с ним, а вслух со смехом говорила:
— Зачем же железные дороги на побережье? Поезда всю рыбу распугают.
Корреспондент был вежливым, обходительным, не допускал ничего такого, что позволяли парни по отношению к ней, и Варьке иногда было стыдно того, что она ждет этого от слишком культурного человека.
А потом он уехал, пообещав на прощанье обязательно прислать фотографии.
Вот не прислал еще. Видно, занят. Он не объяснился ей в любви, хотя она и ждала этого, а еще обидней было, что он не догадался пригласить ее с собой в Москву, а только сказал однажды, что нравится она, Варька, ему.
