– И кто же этот пролетарий, впрыснувший в путану редкостное семя, которое она норовит вырвать с корнем?
– Вы будете смеяться, но один из её сутенёров.
– Потрясающе! А как две сотых процента? – решил придраться Изместьев. – Какая-никакая, но цифра!
– Сейчас это по большому счёту не имеет значения. По нашим прогнозам к двадцать четвёртому году технологии должны позволять сводить подобные погрешности к нулю. На том, следующем этапе, вмешается другой эрмикт-коатер, это не мои проблемы… Но я не думал, что женщина, от решения которой зависит будущее планеты, окажется такой глупой и несговорчивой… бабой. Мне казалось, я смогу подобрать к ней ключ. Да и порядки ваши… Диабет этот…
– Что ж, – развёл руками Аркадий, – прогнозы ваши не смогли учесть элементарных вещей. И подход к нашим проституткам нужен совсем иной, нежели тот, которому тебя учили в твоём далёком пятидесятом.
– Она должна слушать, что говорит мужчина.
Доктор хотел расхохотаться, но крайне измождённый вид больного удержал его от этого. Глубоко вздохнув, он спросил:
– Когда эту стерлядь разминируют?
– В смысле, сделают аборт? Завтра должны, – еле слышно произнёс покрасневший Вениамин. – Если это произойдёт, обратно мне можно не возвращаться.
– А ты деньги ей не пробовал предложить?
– Откуда у меня ваши деньги? В наше время наличности давно нет, молодёжь и не представляет, как она выглядит.
Доктор весь внутренне напрягся, поскольку наступал сложнейший момент. Сердце «затукало», казалось, везде: в висках, в шее, в груди. Он был готов к главному вопросу своей жизни:
– А если выполню твою миссию за тебя, если помогу тебе освободиться и беспрепятственно отправиться в своё будущее, ты поможешь мне улететь в… прошлое. Моё прошлое! Успешно реанимированная клиническая смерть у меня была.
– На сколько лет вы бы хотели перенестись? – без эмоций, словно обсуждая в автосалоне мощность продаваемого автомобиля, поинтересовался Поплевко.
– На двадцать, – по-мальчишески выпалил доктор. Потом прикрыл рот ладонью и, озираясь, словно его кто-то мог подслушивать, уточнил: – Вернее, на двадцать три… В тысяча девятьсот восемьдесят пятый. В новогоднюю ночь… Когда забили куранты.
– Считайте, что договорились, – почти не думая, «подписал контракт» Пришелец. – Детали обсудим после… в спокойной обстановке. Сначала уговорите проститутку отказаться от аборта. Это – самое главное. От этого зависит, запомните, будущее цивилизации. Потом – всё остальное.
– Не шутишь? – прохрипел взволнованный Аркадий. – Ты не обманешь меня? В твоём положении просто наобещать с три короба. А потом исчезнуть навеки.
– Если вы сможете просто так… взять и умереть, – спокойно процедил Поплевко. – Если у вас на это хватит мужества, то всё остальное я гарантирую. Можете не сомневаться.
– Хватит… этого самого, – одними губами прошептал Изместьев. – Мужества… Мне кажется… Я думаю… Должно хватить.
Слова «никогда», «нигде», «ни при каких обстоятельствах» лишали его последней надежды, выбивали из-под ног опору. Ощущения бесперспективности, какой-то стойкой никчёмности были знакомы Савелию уже давно. Кажется, это случилось в восьмом классе на одной из медкомиссий. Когда у многих пацанов над верхней губой появилась растительность, голоса огрубели, состоялся тот роковой осмотр… О котором не хочется вспоминать. Пацанов в кабинете врача попросили раздеться, и он увидел, что скрывалось под их трусами. И что у него по размеру намного меньше. Этот день стал самым чёрным в его пока недлинной жизни.
Усмешки продолжались недолго, но именно после этого события утвердился в мысли, что ему крупно не повезло. И уже не повезёт никогда. Посоветоваться было не с кем. У отца в этом отношении всё выглядело более чем солидно. Савелий отметил как-то в бане… Не за это ли возненавидел отца?
По этой же причине с девушкой, которая очень нравится, НИКОГДА не быть вместе. Даже если предположить невероятное: что разлюбит своего здоровяка, ответит ему, Савелию, взаимностью… Только на секунду предположить! Когда дело дойдёт до… неизбежно-неотвратимого, как поздравление президента за несколько минут до наступления Нового года, весь хрупкий кайф тотчас накроется медным тазом. Он не такой, как все, он – юродивый.
