В эту ночь Фома и Ужвалда привязали Сергуню к стулу и намазали зубной пастой. К утру отвязали и помыли. Сергуня хотел обидеться, но не мог. Фома подарил ему свои кассеты, подарил недовязанную мочалку, потом передумал, отобрал и довязал, уменьшив, правда, наполовину её лохматость.
И утром под окном бокса уже стояла Вика, лысенькая - с волосами в сантиметр длиной, и в платье цвета маковой росинки. Она улыбалась до настоящего сияния, говорила, что подождёт, и Ужвалда скалил зубы из-за шторы.
Они недолго прощались с Фомой. Всё было уже решено, и Ужвалда уверил, что не будет противиться желанию Фомы принять участие в устройстве его судьбы. Лидия Кузьминична горячо прощалась, утёрла даже слезу умиления, они обменялись с Фомой подарочными мочалками, даже Аните Владимировне, которая так напрасно долго держала его в больнице и не применяла своего столь эффективного лекарства раньше, Фома подарил мочаль. Палёновой он посоветовал заняться медитацией, сказал, что она наиболее склонна именно к этому, и что медитация и раскрытие внутреннего потенциала придаст особый блеск её имиджу. Палёнова поверила и очень обрадовалась. Она искренне считала Фому замечательным собеседником, и теперь весьма грустила. Весь персонал отделения прощался с Фомой как с родным, и это им всем, которые даже на улицу, хоть на минутку, не хотели его пускать, Фома собирался крикнуть на прощанье "У, крокодилы!". А теперь он говорил растроганно "До свидания, нет, лучше прощайте, конечно" и махал рукой.
Когда Фома наконец вышел из корпуса и Вика обняла его на улице, от Фомы пахло хомячками. Он был другой, Вика даже растерялась, но Фома положил ей ладонь на макушку, поцеловал и сказал:
- Ты моя лыся. Вот и пойдём мы, что ли?
И они пошли. У въезда в больничный комплекс их ждали в машине друзья Фомы.
- Давай посмотрим. - сказала Вика.
Они обернулись. Ярко светило солнце предпоследнего дня лета, инфекционный корпус отбрасывал тень на морг, в окне бокса обезьянничал Ужвалда.
Вика помахала рукой. Затрепетало платье цвета маковой росинки, красивее которого Ужвалда не видел никогда в жизни. Ему хотелось плакать по нежной лысенькой девочке, ему хотелось вернуть Фому, и Кувалда лишь выл в голос, улыбаясь и широко размахивая руками.
Фома тоже помахал Ужвалде. И уходил он медленно, потому что давно не ходил так далеко, и теперь не мог понять, хорошо это или плохо. Хрустела под ногами настоящая уличная пыль и тополиные листья, Фома поднял голову и шёл, глядя в небо. Перед ним снова было пространство, он смотрел в него и широко открывал глаза - ему казалось, что так он быстрее привыкнет к разлитой и ничьей вечности. Светлого воздуха было так много, что, Фоме казалось, его вот-вот сметёт с поверхности земли.
"Лучше бы была ночь, когда я выйду", - подумал Фома, потому что в густой темноте мир скорее бы привык к нему. Фома остановился и посмотрел на рыхлую кучу жёлтых листьев.
- Я не могу заказать Богу время суток, Вика, - сказал он, - но могу купить для нас лето. Правда?
Вика улыбнулась ярко-ярко, Фома взял её за руку и пошёл дальше, и каждый его шаг от больницы стоил дорого - Фома заплатил за них свободой.
А когда они с Викой подошли к машине, друзья уже сложили тент, и понеслись они в город - только ветер свистел у Фомы в ушах и Вика смеялась звонко и радостно.
Меньше чем через неделю они приехали к Ужвалде в гости. Прыщей на Ужвалде осталось совсем немного, словно никогда и не было. И глаза стали почти одного цвета с зубами, считай, другой человек смотрел на Фому из рамки окна их бокса. Еле узнал его Фома.
- Да такой же, это просто тебе всё другим кажется. Ты ж его только с той стороны видел, а я в основном с этой. - сказала Вика, и Фома подумал, что она права.
Выписать Ужвалду могли в любой момент, и им с Викой казалось, что они знают истинную причину исцеления. Один Фома ни о чём не догадывался и был зол на медлительную черепаху Аниту Владимировну, которую он почти простил, но, видно, не до конца.
Ужвалда обещал непременно позвонить Фоме, как только его выпишут, но прошла ещё неделя, Фома нашёл ему работу и задумал одно выгодное предприятие, но он не звонил, а когда Вика и Фома снова приехали в больницу имени Красного Шприца, то оказалось, что из инфекционного отделения Ужвалду выписали четыре дня назад.
