С другой стороны, для каждого означаемого легко находится либо конструируется означающее из любого на вбор гнезда.
Примеры по понятным причинам не приводим. Каждый, увы, легко домыслит сам.
А теперь вопрос. Нет ли в этом синонимно-омонимном беспределе чего-то от тех вселенных, о которых выше? Матерщинник, впрочем, производит различение безошибочно по интонации, контексту, флексиям, ударениям. Кстати, не это ли литература в чистом виде?
У Сорокина матерное слово уравнено в правах с нематерным, но сказать так - ничего не сказать. Оно не окрашивает речь героя, а, бывает, полностью замещает ее ("Норма" и бесконечное число других не поддающихся цитированию "произведений"). Но режет слух не столько сам мат, сколько немотивированность его употребления.
Кажущаяся, как выяснится ниже.
Но теми же правами наделены и псевдослова (например, "молочное видо" с "гнилым бридом" из "Кисета"), псевдоарготизмы ("слюнное большинство", "удоды и девочки" в пьесе "Доверие", "сучий рубль" в наименее, может быть, "сорокинском" "Вдвоем"), а также псевдоидиомы ("реветь и ползать", "режь пионера" в "Доверии" и цлые страницы "Пословиц". Это не все.
Дело в том, что изрядную долю в текстах занимают, скажем так, "видеослова", утратившие свои обычные языковые функции. В отрывках, состоящих из слов, повторенных десятки, а то и сотни раз ("сс...я вонь" в "Возможностях", "Роман" в финале романа "Роман"), воспринимается уже их графика, о смысле вопрос даже не возникает. В "Дорожном происшествии" и "Обелиске" нас поджидают разного рода бессмысленно-бесконечные перечисления. В финале "Тридцатой любви Марины" - тридюжины страниц, перепечатанных из газетных передовиц (что было наивно воспринято как прием и воспроизведено Е.Поповым, впрочем, в количествах, допускающих осмысленное чтение). Все это, плюс врывающиеся вдруг в текст потоки сознания, а чаще - нечистот, производят на нормального человека весьма, весьма странное впечатление.
Плюс ко всему паталогическая плодовитость.
Что это? Есть тексты, взывающие к Пониманию. Есть тексты, светящиеся Знанием. Случаются ситуации, разрешающиеся информированностью.
Философы выучили французский. Текст. Жизнь - текст.
Пусть текст (в старом понимании) группы ЭТИ длиной всего в три буквы. Зато каскад их акций, перформансов - текст, достаточно пространный. У Сорокина - восемь "книг", а перформанс - один. Зато какой! Его жизнь.
Видел ли кто из вас Сорокина, читающего свои тексты? Нет? Между тем, воистину доводилось нам выслушивать ораторов куда более удручающих.
Присмотримся еще раз к настойчиво манифестируемым Сорокиным принципам:
1. я не занимаюсь литературой, 2. эти тексты сами по себе не литература, 3. я не ощущаю себя автором этих произведений.
Разумеется, это - не литература; разумеется, он не литератор. Естественно, что он не чувствует себя автором. Ведь все его тексты написаны другим человеком. Это сказано не в переносном смысле и не в шутка. Какие уж тут шутки! У меня есть черновики. Не надо быть графологом, чтобы установить тот факт, что к Владимиру Сорокину они не имеют никакого отношения.
Да это и не требует доказательств, достаточно еще раз непредвзято прочитать тексты, чтобы понять: это писал человек, никак не связанный с литературой вообще и с современной в частности.
Автора "сорокинских" текстов зовут Александр Курносов.
Тридцать семь лет. Высшее техническое образование.
Множащиеся сорокинские фанаты должны знать его в лицо: он присутствует по возможности на всех чтениях Сорокина. Сидит он где-нибудь сзади, стараясь не обращать на себя внимание публики. Я знаю Сашу лет пятнадцать. Он занимался довольно успешно интегральной оптикой, потом по болезни уволился, пробовал себя одно время в бизнесе. Однако, при явных способностях кв обеих областях, добился меньшего, чем можно было ожидать: много читал. В институте зачитывался Гурджиевым и Кастанедой. Знаком был лично с "мистиками в Южинском". Еще он писал. Тексты, известные как "тексты Сорокина", ничего не имеют общего с литературой - я уже говорил. Это - сакральные тексты, составление их, как и чтение, является самоценным "деланием", близким к обряду "называния". Для них, как и для многих оккультных практик и теорий, характерен уход в табуированные зоны культуры. Чтобы ориентироваться в них, надо знать философскую и мистическую подоплеку. Такой разбор ни в коем случае не входит в наши планы. Оговорюсь сразу, что метафизика Курносова не кажется мне ни серьезной, ни оригинальной.
