Эти три года - страница 24

Это слова песни интернациональных бригад. Ее пели в Испании добровольцы свободы. Ее пел и генерал Лукач, сражавшийся на испанской земле за свободу Венгрии, за свободу всех народов.

Он погиб 11 июня 1937 года.

До первой империалистической войны Лайош Винерман был у себя на родине рабочим-жестянщиком. Призванный в армию, он стал унтер-офицером, командиром взвода. А в гражданскую войну он стал командиром интернационального батальона, командиром, имя которого вызывало панику в рядах врагов.

Храбрость, выдержка, военный талант, умение воспитывать бойцов делало Винермана одним из любимейших командиров, а его батальон — одним из самых лучших на фронте.

Он воевал в Заволжье, и бойцы всех частей знали: там, где батальон Винермана, врагу не пройти. Там, где Винерман наступает, враг не удержится.

Очень часто в самые трудные минуты, когда, казалось бы, положение становилось безнадежным, когда, вжавшись в землю, красноармейцы не могли поднять голову из-за шквального огня противника, вылетала конница Винермана. Издали не видно было, что синие ментики и красные штаны залатаны и сильно потрепаны, зато хорошо можно было разглядеть, как сражались бывшие венгерские гусары. Не обращая внимания на пули, они мчались на цепь наступающих врагов, врывались в самую гущу атакующей конницы, сминая противника.

Не раз враги пытались уничтожить батальон Винермана, бросая против него огромные силы.

Однажды, получив сведения, что в городе Новоузен-ске находится отряд интернационалистов Винермана, белогвардейцы бросили против него больше трех тысяч солдат с артиллерией и пулеметами.

С двух сторон наступали белоказаки на город, одна за другой шли цепи, поддерживаемые артиллерией и кавалеристами. Белые подходили все ближе и ближе, а город молчал. Было похоже, что красные части, увидав наступающих, срочно отошли. Но интернационалисты были на позициях. До боли стиснув приклады винтовок, они ждали команды. А команды все не было. Не было ее и тогда, когда цепи врагов подошли на триста метров, на двести… Они уже совсем близко. Им остается сделать еще один рывок. И вдруг…

— За нашу советскую Венгрию — огонь!

Было видно, как падали казаки, как метались они в панике, как, бросая винтовки, удирали прочь. И тут сквозь грохот винтовочных залпов и треск пулеметов снова послышалась спокойная команда Лайоша Винермана:

— По коням! Вперед!

Пятнадцать верст, бросая винтовки, пулеметы, пушки, без оглядки удирали белоказаки от красных венгерских гусар.

Но враги не оставили мысли уничтожить отважных интернационалистов. Однажды, воспользовавшись тем, что отряд Винермана вышел далеко вперед, оторвавшись от основных сил Красной Армии на этом участке фронта, белоказаки ночью окружили деревню, где находился отряд. Белоказаки рассчитывали на внезапность, на то, что спящие бойцы растеряются. Но когда казачья сотня ворвалась в центр деревни, ее встретили залпы собравшихся там мадьяр. Остановив белоказаков, интернационалисты начали отходить. Закрепившись за селом, пехота открыла пулеметный огонь по казакам, а конники во главе с Винерманом пошли в атаку. Сотня казаков была уничтожена, Но белые продолжали окружать интернационалистов. Три эскадрона мадьяр ворвались в расположение противника и вдруг увидели направленные на них пики. Лес пик окружил вооруженных шашками кавалеристов — шашкой врага не достать, а враг в любую минуту может пустить в ход пики. И вдруг на взмыленном коне впереди своих кавалеристов оказался Винерман. В ту секунду, когда казаки уже готовы были разделаться с венграми, он, выхватив маузер, стал в упор расстреливать врагов. И тотчас же венгры последовали примеру командира — выхватили наганы, скинули с плеч карабины. Казаки в панике бросились прочь, а венгры опять взялись за шашки…

И снова бои, снова тяжелые переходы, молниеносные атаки и контратаки. А по вечерам или в редкие минуты отдыха Винерман из боевого командира превращался в коммуниста-агитатора.