— А если она преступила грань самообороны? Вдруг эта девушка первая на нее напала?
Олег тут же меня высмеял:
— Кому она нужна, по большому счету?
— Это ты о ком?
— О Степе, разумеется.
— Как ты можешь говорить так о нашей любимой Степе? Конечно, прежде всего она твоя родственница, но она нужна и мне, и Анюте!
— Марина, я имел в виду совсем другое. Она не носит бриллиантов. Одевается очень скромно. Ну и потом, она в том возрасте, когда уже мало желающих посягнуть на ее честь.
— Прекрати! Нормальный у нее возраст. Она ненамного старше меня, — почему-то обиделась я… за себя. — Скажешь тоже! По-твоему, когда даме немного за тридцать, — тут я приврала немножко, — то на нее и посмотреть некому? Ты меня удивляешь.
— Ладно, конечно, найдется, кому смотреть, — пошел на попятную Олег. — Я, например, смотрю, даже иной раз заглядываюсь.
— Олег, не время шутить. Убита девушка. А обвиняют Степу.
— Ясно одно — надо ехать в «Сосновую рощу» и узнавать все на месте.
— Ты поедешь?
— Не могу: завтра у меня важная встреча. Поезжай ты, дам водителя.
— Ты всегда так. Другой бы отец тут же помчался спасать своих детей.
— Давай не пороть горячку. Ничего с детьми не случится. Какой смысл мчаться сейчас, если до утра осталось три часа?
— Раньше приедем.
— В четыре часа утра? А дальше? Дети спят в номере.
— Похожу, поспрашиваю, что случилось. Может, свидетелей найду.
— Каких свидетелей? Все люди в это время спят. Будить станешь? Нет, Марина, утро вечера мудренее. Выпей валерьяночки и ложись спать. — Олег выколупал из облатки еще три таблетки. Две протянул мне, одну проглотил сам. — А утром поедешь с водителем. Он тебя отвезет прямо в «Сосновую рощу». Увидишь детей, а потом поговоришь с милиционером, который Степу арестовал. Я уверен, это недоразумение, он разберется и тут же ее отпустит.
— А если нет?
— Тогда наймем адвоката. Ложись спать, в восемь будет машина.
— Нет, не надо служебной машины, я лучше с Алиной поеду.
— И то верно, должна же ее душа болеть за сына.
Уснуть мне в эту ночь так и не удалось. Какой может быть сон, если все мысли там, далеко, в лесу, рядом с детьми, маленькими и беззащитными! А Степа? У кого повернулся язык назвать ее убийцей? Хотелось бы мне посмотреть на этого недалекого человека, надо же — выдвинуть столь дикое обвинение! И я посмотрю на него и задам один-единственный вопрос: «Неужели ты не видишь, кто стоит перед тобой? Разве с первого взгляда не ясно, что Степа самый миролюбивый и безвредный человек на белом свете?» Посмотрим, что он мне на это ответит.
Не дожидаясь семи часов, я позвонила Алине. Она попробовала пробурчать, что еще слишком рано для телефонных звонков, что она спит и собирается еще этим заниматься как минимум час, и вообще, когда проснется, она сама мне перезвонит.
— Алина, я сейчас тебе такое скажу, — перебила я поток ее сонного красноречия, — что сон с тебя как рукой снимет.
— Что-нибудь с Саней? — заполошно выкрикнула Алина, у которой мгновенно сработал материнский инстинкт.
— Дети живы и здоровы, — успокоила я Алину и тут же огорошила: — Степу забрали в милицию.
— Степу-у-у? — удивленно протянула Алина. — Что она могла такое натворить? Ей-богу, зная Степу, ничего в голову не лезет. За что ее забрали в ментовку? Разнимала малолетних драчунов или утихомиривала пьяных дебоширов, истязающих жен и детей? А может, схватила за руку воришку, и ее под одну гребенку загребли в обезьянник? — попробовала пошутить она.
— Алина, ее обвиняют в убийстве.
— В убийстве? — переспросила Алина. — Это шутка?
— Какая, к черту, шутка! — вскипела я. — Будь сегодня первое апреля, и то бы я не стала так шутить!
— Значит, не шутка? — продолжала допытываться Алина.
«Это она со сна такая тупая, или я такая невнимательная: раньше не замечала, что Алина с трудом во все врубается?» — подумала я, теряя терпение.
— Это не шутка! Просыпайся скорее, заводи машину и дуй ко мне — поедем Степу выручать.
— Я мигом! Одеваюсь! Буду через двадцать минут, — отрапортовала Алина и положила трубку.
