Лизка улыбнулась и, надеясь, что ее голос звучит достаточно беззаботно, ответила:
– Ну і шо ми будемо робити?
– Мы… – Горский обнял Лизу крепче и принялся рассказывать, – будем валяться на пляже, купаться в море, ездить в город. Жаль, театры закрыты, но мы будем гулять. По улицам, в парках. Машину у отца возьмем и куда-нибудь съездим. Не переживай, еще отпуска не хватит…
В этот момент поезд скрипнул тормозами в последний раз, дернулся и встал, как вкопанный.
– Вот и приехали! – улыбнулся Павел.
– Ой, мамо, – пробормотала Лизка и схватилась за сумку.
– Мама наверняка уже здесь.
Он забрал у Лизы сумку, взял чемодан и уверенно пошел к выходу, заметив краем глаза родителей, спешащих по перрону.
Когда они показались на подножке вагона, отец расплылся в улыбке и махнул детям рукой. Лиза стояла за спиной Павла. В сдержанном бежевом платье с белым воротничком и неожиданно подстриженная почти точно, как ее свекровь. Может, только чуть-чуть длиннее. От завивки, произведшей впечатление на свадьбе, не осталось и следа. Он повернул голову к супруге и сказал:
– Видишь, не все так плохо!
– Вот это и подозрительно, – отозвалась Изольда Игнатьевна, любезно улыбаясь детям.
– Привет, родители! – весело сказал Павел. Поцеловал мать, пожал руку отцу и притянул поближе жену.
– Здрастуйте, мамо, тату! – выпалила Лизка, жизнерадостно улыбаясь родителям, и затараторила: – А ми якось насилу доїхали. Та й в поїзді так жарко, прям пекло було. А ви тута як? Я вам варення везу! Клубніка. Паша сказав, ви любите. Я б і огурці взяла, та з цього урожаю іще нічого не закрили. Ну то може ви самі приїдете до нас осінню, га?
– Лучше вы к нам… – вымолвила «мамо», удерживая на лице улыбку и усиленно обмахиваясь веером. – Вот на следующий год приедете – и привезете.
– Та на той год вони вже несвіжі будуть! Всю зиму простоять!
– Ну… настоятся, выдержатся… или что там. Лиза! Неважно все это на самом деле. Мы и без них, без огурцов вам… рады.
– Правда? – не веря своим ушам, спросила Лизка.
– Правда! – громогласно заявил профессор Горский. – Паш, машина у вокзала, пошли.
… о пользе образования и моральном облике секретаря комсомольской ячейки
Павел Николаевич Горский в первый же час пребывания под родительским кровом умудрился потерять собственную жену. Дело было в том, что вернувшись из душа, он не нашел ее в комнате, где она собиралась распаковать вещи. Впрочем, свежая рубашка и брюки висели на спинке стула.
Павел отправился на поиски. Во дворе и на веранде Лизы не было. Он тихонько заглянул в гостиную и улыбнулся привычной картине: мама что-то наигрывала на фортепиано, отец сосредоточенно смотрел на шахматную доску. Они были только вдвоем.
Пропажа обнаружилась спустя еще пять минут на кухне.
– Ну Ольга Степанівна, тьоть Оль, ну шо ви все сама да сама! – увещевала Лизка домработницу. – Я ж допоможу! Може, порізати чогось? Га? Чи в мене рук нема?
– Лиза, – позвал Горский, – у нашей Ольги Степановны на кухне абсолютная монархия. Давай не будем ей мешать, – он протянул жене руку. – Идем к родителям.
– А ми будемо строїть комунізм. Да, тьоть Оль? – упрямо спросила Лизка. – Ну їх, тих буржуїв!
– Спасибо, Лизавета… – Ольга Степановна, женщина преклонного возраста, в опрятном переднике и шишом седых волос на затылке, вопросительно глянула на Лизу.
– Петровна, – подсказал Павел.
– Лизавета Петровна, – кивнула домработница и неопределенно махнула рукой: – Вы уж коммунизм стройте там. А мы здесь по старинке, по-привычному.
Лиза обреченно вздохнула. Все, что угодно, лишь бы подольше не показываться на глаза Горским-старшим. Но тут даже домработница против нее!
– Ну… як хочете, – сказала она и снова широко улыбнулась. – Як заморитесь, зовіть!
– Идем! – повторил Павел, щекотнул подошедшую Лизу за бок и шепнул: – Признавайся, родителей боишься?
– Ще чого! – возмутилась Лизка, убирая в сторону его руку – еще не хватало при посторонних. – Пошли!
И с этими словами она решительно двинулась в гостиную.
Так они и зашли – воинственная Лиза впереди, улыбающийся Павел сзади. Изольда Игнатьевна на минуту прервала пассаж и взглянула на детей.
