Но миновали третьи сутки, и черная ночная мгла за иллюминатором стала серой. Над материком вставало невидимое солнце.
Бубнил в ухо Квай — зачем-то рассказывал о странной фауне Дна. О летающих рыбах и их биологических родственниках — подводных птицах. О волосатых рыбах и плавучих симбиотических колониях размером с большой остров. О стремительных тварях, вооруженных отравленными гарпунами. О загадочном племени совсем уже одичавших туземцев, якобы обитающих где-то на крайнем юге материка, и об их странной биологии, включающей в себя симбиоз с местной дрянью и чуть ли не почкование. В этом племени, плел небылицы Квай, особенно умны беременные самки, поскольку в добавление к своему мозгу пользуются мозгом эмбриона. Как родят — сразу тупеют. Одна баба была вовсе гениальной, пока не родила шестерню. Тогда сразу стала идиоткой…
— Перестань, — попросил Валентин, перейдя на «ты». Квай не заслуживал «выканья». Нашел время травить байки!
Заложило уши. Дирижабль шел вниз, а герметичность пассажирской гондолы оставляла желать лучшего. Внизу медленно проступало что-то, похожее на ландшафт.
— Клоака Сатаны справа по борту! — радостно возвестил какой-то туземец.
Валентина уже мало интересовал вулкан, да и Квая, кажется, тоже. Мучительно хотелось погрузиться в бассейн или хотя бы упасть в мягкие объятия гель-кровати и провести в блаженстве сутки, не меньше. Пусть даже местные, уполовиненные.
Неудобство профессии дипломата в том, что нельзя терять лицо. Никогда. Ни перед сильным противником, ни тем более перед слабым. Пришлось глядеть в иллюминатор, старательно изображая заинтересованность.
Сквозь мутную пелену действительно было кое-что видно. Дирижабль обходил вулкан по большой дуге, держась вровень с гребнем слабо курящегося кратера. На восточном склоне тоже поднимались дымы — то ли из трещин, то ли от недавних лавовых потоков. И конечно же, конус вулкана был серым, как почти все объекты этой паршивейшей из планет, живые или неживые.
Серость и адская усталость, усталость и серость. Еще время от времени смертельные опасности и происки тех, для кого Дно — дом родной. Ну чем не каторга?
Только одним: старательно демонстрируемыми признаками уважения к персоне гостя.
Что выглядело натуральной издевкой.
Дирижабль продолжал снижаться, и туземцы на борту веселились, как дети. Галдели, размахивали ручонками, чуть не бегали по салону вприпрыжку. У них явно не было никакой грыжи, ни межпозвоночной, ни пупочной, ни паховой. А мозговой грыжи, по мнению Валентина, у них не могло быть в принципе, поскольку для нее надо, как минимум, иметь мозг. У этих же черт знает что, орган первобытной хитрости вместо думателя. Продукт эволюции. И черепные коробки у них маленькие…
Туземцы продолжали радоваться окончанию полета. И это — комиссия по расследованию, имеющему чрезвычайное значение для всей планеты?!
Приходилось верить: так оно и есть.
Вот-вот справа должна была открыться катапульта. И она открылась — тонкая, прилипшая к склону вулканического конуса, плавно изогнутая линия. Издалека, да еще сквозь атмосферную муть, она смахивала на обыкновенный трубопровод. На фоне серой громады горы канал катапульты казался тоненьким и несерьезным. Вулкан доминировал, норовя изобразить маленьким и незначительным любое творение человеческих рук.
И все же человеческие дела были очень заметны.
— Мы поймали их, — тяжело дыша от натуги, зашептал на ухо Квай. — Глядите, сборочный цех, подъездные пути, электростанция, катапульта… даже будки электромагнитов видны. Я и не ожидал такого успеха… Теперь туземцам не отвертеться…
Впрочем, Квай, как немедленно выяснилось, не собирался впадать в беспочвенную эйфорию. Экономя мышление, он помнил о главном:
— Надо полагать, теперь основные события развернутся вокруг Врат…
— Я принял меры, — сказал Валентин.
