— Она и со мной обнималась, — сообщила Тьюсди, когда Сэмуэль наконец-то добрался до столика. — Мы стали знаменитостями, — она положила на стол газету. Заголовок гласил: «Ангелы-хранители: новая программа предотвращения несчастных случаев».
— О, господи, — телефон зазвонил, и Сэмуэль вытащил его из кармана фланелевой рубашки.
— Почему ты ничего не рассказал мне? — Звонила его сестра Пэнни.
— Потому что это глупость! — ответил он.
— Ты сейчас с ней?
Сэмуэль вздохнул.
— Да. Слушай, потом поговорим, а то я нарушаю приличия, — Тьюсди отмахнулась от этой фразы и помотала головой. Она открыла газету.
— Только один вопрос, — не отставала Пэнни. — Какая она? Симпатичная?
— Пока, Пэнни.
— Ты же понимаешь, что это значит? Вы созданы друг для друга.
Сэмуэль нажал кнопку отбоя.
— Парковочный счетчик явно нуждался в покраске, а его столб был покрыт клейкой лентой, оставшейся от объявлений о потерявшихся котятах.
Сэмуэль припарковал машину под раскидистыми ветвями дубов, которые следили за переключением светофоров сквозь бородатый мох. Салон пропах сгнившими бананами и заплесневелым яблочным пирогом: Сэмуэль забыл выбросить мусор по пути домой, и теперь все это воняло на заднем сиденье.
Внимание Сэмуэля привлекло шипение. В квартале отсюда какойто парень в защитной маске перекрашивал красную пожарную машину в зеленый цвет с помощью баллончика.
Мимо машины проходила Тьюсди, ее походку нельзя было не узнать. Выбравшись из своего автомобиля, Сэмуэль помахал ей.
— Не хочешь прогуляться? — спросила она, переходя улицу и делая жест в сторону парка.
— Конечно.
Они двинулись по улице мимо величественных старых домов. Окна нижних этажей почти везде были закрыты черными стальными решетками, украшенными завитками или выполненными в форме веток деревьев. Все это нужно было для того, чтобы сделать решетки непохожими на то, чем они являлись на самом деле — на укрепления. После ослепительной поры расцвета, продолжавшегося лет десять, город, похоже, опять начинал катиться по наклонной плоскости.
Ветер принес запах лука и перца.
— М-м-м, чувствуешь аромат? — спросила Тьюсди.
— Да, приятный, — согласился Сэмуэль.
— Ты любишь готовить?
— Нет. Я готовлю себе еду почти всю жизнь, и все равно каждое открывание холодильника в итоге превращается в весьма печальный эпизод. Думаю, изменить это уже невозможно. Почти все, что я готовлю — сплошные неудачи, съеденные в спешке, в основном для того, чтобы избавиться от улик.
— Иногда ты говоришь как персонаж из романа Карла Хейсена, ты знаешь об этом?
— Нет. А ты знала о том, что иногда говоришь, как героиня из автобиографии Ширли Маклейн-?
Тьюсди рассмеялась и ткнула его в плечо.
— Значит, ты помнишь ее скандальные истории?
Когда они проходили мимо книжного магазина, Сэмуэль заглянул внутрь, восхищаясь древними кирпичными стенами и рядами книг.
Он заметил, что Тьюсди тоже заглянула внутрь.
— Один из недостатков старения заключается в том, что все думают, будто ты увлекаешься только сентиментальной дребеденью. А моя коллекция записей является неисчерпаемым источником удивления для моих племянников и племянниц.
— Записей?
— Да, записей. Не важно, записаны они на кассетах, дисках или летающих мартышках, они все равно являются записями.
— Летающие мартышки?
Они пересекли еще одну улицу. На скамейке сидели две студентки гуманитарного факультета, судя по креативным прическам и богемной одежде. Одна указала на Сэмуэля и Тьюсди.
— Это они! — воскликнула она. — Про них была статья в газете. Эй!
— Она вскочила со скамейки, и кольца в ее носу и нижней губе закачались в разные стороны. — Постойте, можно с вами сфотографироваться?
Тьюсди остановилась, так что Сэмуэлю не осталось иного выбора кроме как последовать ее примеру. Девица поставила Сэмуэля перед большим фонтаном. Она влезла между ним и Тьюсди, а ее подруга сделала снимок.
— А можно еще одну? — спросила студентка, уходя из кадра. Сэмуэль стиснул зубы и держал руки в карманах, пока их фотографировали еще раз. Он становился половинкой талисмана. Не хватало только, чтобы горожане начали гладить их по животам на удачу.
