— Или уподобляются шлему, как получилось, когда ты рисовала Пита.
Мона невольно хихикнула.
— Не очень его украсило, а?
— Но ты это компенсировала, снабдив его элегантной задницей, — добавила Джилли.
Моне это показалось дико смешным. Пиво, решила она, ударило ей в голову. И хорошо, если дело только в пиве. Уловила ли Джилли истеричность в ее смехе? От этой мысли на миг возникшее веселое настроение исчезло так же быстро, как утром Пит из их квартиры.
— Хотелось бы мне знать, когда я его разлюбила? — пробормотала Мона. — А это точно: я его разлюбила раньше.
Джилли наклонилась к подруге.
— Ты продержишься? А то переночуй сегодня у меня. Ну, просто, чтобы не быть одной первое время.
Мона покачала головой.
— Спасибо, не надо. Если хочешь знать правду, я испытываю облегчение. Последние месяцы я словно блуждала в тумане, только не понимала, в чем дело. А теперь знаю.
Джилли подняла брови.
— Знать всегда хорошо, — подытожила Мона.
— Ну, если передумаешь…
— Я поцарапаюсь в твое окно, как бродячие кошки, которых ты кормишь.
Когда они попрощались, час и еще полкувшина пива спустя, Мона отправилась домой кружным путем. Она хотела проветрить голову, избавиться от шума в ушах, который делал ее походку нетвердой. А может, наоборот, стоило вернуться в бар и пропустить пару порций виски, чтобы совсем уж нализаться и забыться.
— А, чтоб его черт побрал, — буркнула она и пнула ворох старых газет в устье проулка, мимо которого проходила.
— Эй! Потише!
Звук странного ворчливого голоса заставил Мону остановиться, но она тут же попятилась. Из газетного гнезда выбрался крохотный человечек и злобно уставился на нее. Таких маленьких людей девушке еще видеть не доводилось: ростом не больше двух футов, угрюмый безобразный карлик, с лицом, которое словно кое-как вырезали из дерева и не стали отделывать. Одет он был почти в лохмотья, щеки и подбородок покрывала щетина. Из-под кепки свисали спутанные сальные космы.
О-ох! Она куда пьянее, чем думала.
Долгую минуту Мона стояла, покачиваясь, глядя на него сверху вниз, почти ожидая, что видение рассеется, как облачко дыма, или разом исчезнет. Ни того, ни другого не произошло, и к ней вернулся дар речи.
— Просто я не заметила вас там… внизу… — Что-то не то она говорит. — То есть…
Его взгляд стал еще более злобным.
— Значит, думаете, раз я такой маленький, меня и замечать не стоит?
— Да нет. Совсем не так. Я…
Мона понимала, что его рост — только прихоть генетики, правда, очень необычная, какую редко можно встретить, а уж тем более на ночной улице Крауси, однако ее фантазия, а вернее, выпитое пиво, твердили: ворчливый человечек — существо куда более экзотичное.
— Вы лепрекон? — услышала она свой вопрос.
— Будь у меня горшок с золотом, по-вашему, я спал бы на улице?
Она пожала плечами.
— Конечно, нет. Вот только…
Он прижал палец к одной ноздре и высморкался на тротуар. Желудок Моны всколыхнулся, во рту стало кисло. Уж конечно, если ей наконец выпала странная встреча, какие у Джилли случаются чуть ли не каждый день, то с таким вот заросшим грязью сопливым карликом.
Человечек утер нос рукавом куртки и ухмыльнулся.
— Да что это с вами, принцесса? — спросил он. — Если мне не по карману постель на ночь, так с чего вы взяли, будто я примусь покупать носовые платки, лишь бы пощадить вашу чувствительность?
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы усвоить смысл его слов, и тогда, порывшись в кармане комбинезона, она вытащила пару смятых долларов и протянула человечку. Он посмотрел на деньги с подозрением и не взял.
— Это что такое? — спросил он.
— Ну, просто я… я подумала, что пара долларов может вам пригодиться.
— Даете просто так? Без всяких условий?
— Ну не взаймы же, — парировала она. Как будто она его когда-нибудь снова увидит!
Он взял бумажки с явной неохотой и проворчал:
— Да будь они прокляты.
Мона не сдержалась:
— Большинство людей сказали бы «спасибо».
— Большинство людей не оказались бы в долгу у вас, — ответил он.
— Извините.
— За что?
Мона заморгала.
— Я хотела сказать, что не понимаю, почему вы теперь у меня в долгу. Всего-то за два доллара?
— Тогда зачем извиняться?
