— Я беру ее. Добавьте пороха и зарядов на дюжину выстрелов.
— Нет, не берете, — мрачно пророкотал детина.
В первый миг Освальд решил, что ослышался.
— Почему это не беру, если беру?!
— Это дорогое оружие. У вас не хватит средств.
Гере ван дер Гроот успел отвыкнуть от подобного обращения.
— И на что же, по-вашему, у меня достаточно средств? — с нескрываемой издевкой осведомился он. — К примеру, на эту аркебузу?
— Нет.
— На этот меч?
— Нет.
— На эту…
— Лучше уходите, — ровным голосом, без всякой угрозы, сообщил оружейник. И оскорбленный до глубины души Освальд счел за благо покинуть лавку. «Шиш тебе, а не фарт! Хрен тебе, а не рай! Был, да весь вышел!» — бубнил в мозгу мерзкий паяц. Зайти что ли, в другую лавку? Может, здесь просто хозяин — грубиян? Но вместо визита к конкурентам наглеца Освальд заглянул в ближайшую харчевню. Долго сидел, глядя в стену. Выпил воды с медом. Домой, пора ехать домой. Давно пора.
Плату в харчевне с него взяли обычным образом, и это успокоило. Выйдя на улицу, двинулся наугад. До глубокого вечера бродил по городу, ничего не покупая, не чувствуя голода: просто смотрел, будто запоминал перед расставанием.
Хватит.
Завтра Гульденберг останется за спиной.
— Присоединяйтесь, гере ван дер Гроот! Я угощаю.
— Есть повод, гере Троствейк?
— Есть. У меня сын родился.
Хозяин «Приюта добродетели» в одиночестве сидел за дальним от входа столом, сплошь заставленным разнообразной снедью. Истекал жиром нежнейший лосось, жареные в масле колбаски оглушающе пахли чесночком, ломтики сыра оплакивали несовершенство мира, и гордо озирали поле боя полководцы — кувшины с вином. Пить не хотелось. Отказаться? Неловко. Поздравив счастливого отца, Освальд присел напротив; с кислой физиономией следил, как Троствейк наполняет второй кубок. Стол явно накрывали на целую толпу. Где в таком случае остальные гости?
Опаздывают?
В гостинице стояла мертвая тишина. Лишь громко тикали в углу напольные часы: золоченые усы стрелок показывали четверть восьмого. Зловещая, угнетающая тень крылась в этой странной тишине. Когда рождается ребенок, а тем более — сын, продолжатель рода! — это всегда радость. В доме царит веселый кавардак, суетятся женщины, наверху орет новорожденный, мужчины поднимают тост за тостом, хлопая счастливого отца по спине, — одним словом, праздник! А тут…
Все ли в порядке с малышом? С роженицей?
Напрямую спросить об этом Освальд постеснялся. Каждую минуту собираясь встать, чтобы начать готовить вещи к отъезду, он, сам не зная почему, продолжал сидеть за столом, без аппетита жуя кусочек лососины. Троствейк словно забыл о нем, все чаще с нескрываемым раздражением поглядывая то на часы, то на входную дверь. Почему хозяин так взволнован? Ну, опаздывают гости…
Троствейк судорожно осушил кубок. Вновь налил — доверху.
Рука счастливого отца дрожала.
— Вы пейте, угощайтесь! — хозяин вдруг очнулся. Впрочем, нарочитая бодрость тона не обманула бы и самого последнего простака. Приглашая следовать его примеру, Троствейк вновь припал к кубку, проливая алые капли на кафтан. Забыв утереться, вскочил на ноги, забегал из угла в угол. От часов — к двери. Не человек — маятник. «Интересно, а на какие доходы живет наш папашка? Барыш с пустой гостиницы — дай Бог вообще свести концы с концами… Ах, да, здесь же все даром! Тогда зачем ему вообще «Приют добродетели»? Для развлечения?» Тем временем предмет размышлений Освальда толкнул дверь и выбежал наружу. В свете фонаря над входом можно было разглядеть, как гере Троствейк что-то возбужденно втолковывает закутанному в шаль мальчишке, а тот кивает в ответ. Потом хозяин гостиницы сунул мальчишке… монетку? конечно, что же еще!.. — махнул рукой в сторону центра города, и малец припустил со всех ног в указанном направлении.
Вернувшись, всегда улыбчивый, а сейчас мрачней тучи, счастливый отец вновь принялся мерить шагами помещение. Часы монотонно тикали, ожидание тянулось мокрой вожжой; Освальд глотнул вина и совсем было собрался уйти, когда гере Троствейк взвизгнул:
— Это безобразие! Я буду жаловаться! Я член городского совета, я этого так не оставлю! Вы представляете?! Посыльный отправился в магистрат еще ночью, едва у Оттилии начались схватки! А служащего до сих пор нет!
