Следующие два часа мы провели в разъездах по окольным дорогам Полуострова, то и дело останавливаясь, чтобы подудеть в рожок и покричать. Но все без толку. Наконец мы решили вернуться к месту празднества, в слабой надежде на то, что Диана могла туда забрести и смешаться с толпой.
Когда мы подъехали к обширной лужайке перед Станцией, там собралось уже почти все население Полуострова.
Народ самозабвенно плясал.
Одни плясуны были в легких, ярких, бурно развевающихся одеждах, другие забавно или вычурно костюмированы под маки. Некоторые, желая испытать максимальное воздействие витающей в атмосфере взвеси макового сока, плясали полностью обнаженными. Музыка ужасающе ревела и бухала в столь бешеном ритме, что для моих несовременных ушей отдельные ноты сливались в нечеткий, переливчатый вой. Разгоряченные танцоры, подбегая к многочисленным стойкам с питьем и закусками, жадно пожирали сэндвичи, фрукты и хот-доги, чтобы, подкрепившись, снова ринуться в сумасшедшую круговерть.
Странное и даже жутковатое было зрелище, если долго глядеть со стороны. Под всей этой пестрой, развеселой суматохой таилась, как я вдруг ощутил, едва-едва подавленная, маниакальная страсть к насилию… Мне невольно пришла на ум ненатурально быстрая, с резкими угловатыми движениями акула, которая атаковала Диану. Пока я таращился на гульбище, рядом с нами остановилось еще одно авто, потом другое, третье, из них поспешно выскакивали люди и пускались бегом, чтобы поскорее присоединиться к обезумевшей толпе.
На заднем плане за лужайкой, позади невидимой силовой изгороди, уборка маков была в полном разгаре. Ровный ряд приплюснутых черепаховидных машин, каждая десяти метров в длину и пяти в поперечнике, мерно двигался над широким маковым полем. Антигравитаторы уборочных комбайнов работают почти бесшумно, но рев их всасывающих систем был слышен даже сквозь оглушительную музыку. Растения при приближении летающего комбайна бурно трепетали и резко вытягивались ввысь, коробочки с семенами отрывались от стеблей и мигом всасывались в объемистое черепашье брюхо, где эта сырая масса плотно прессовалась, а вытекающий при прессовке сок отсасывался в особую емкость, чтобы послужить затем полуфабрикатом для производства чистого восстановителя.
Весь процесс уборки контролировал Теодор Рабин. В некотором смысле он контролировал также всех танцоров на праздничной лужайке, чью жизненную энергию мощно подхлестывал стимулятор, который содержали мельчайшие капельки макового сока, свободно дрейфующие по воздуху. Даже в закрытой кабине авто я явственно ощущал специфический кисловатый запах сидра.
— Ну что, — нетерпеливо сказал Уэствэй, — мы пойдем туда или как?
— Не думаю, что Диана там, но ты сходи поищи. Если хочешь.
— Эй, что с тобой такое, приятель? — раздраженно спросил он, открывая дверцу. — Никак боишься назюзюкаться от понюшки макового тумана?
Я уже собирался сказать Даниэлю, что заметил у его дочери признаки выздоровления, когда мне в голову пришла очередная очень нехорошая мысль.
— Погоди, Дэн, не торопись. Мы с тобой осмотрели почти весь Полуостров через инфрабинокуляры, верно? Но мы ее не нашли. А почему, как ты думаешь? Лично я полагаю, что Диана в каком-то помещении. И это точно не твой дом, и не мой, и не Кариоки Джонс. Какие еще здания есть поблизости?
— Станция, — произнес он задумчиво.
— Вот именно. И твоя дочь, Даниэль, единственная свидетельница того, что на самом деле произошло на корабле Организации. Погибли семь человек. Допустим, Организация вдруг обнаружила, что это их собственная вина, а вовсе не Дианы? Представь, что с ними будет, если все выплывет наружу при независимом расследовании! И ты думаешь, Диане позволят дать свидетельские показания? Нет уж, гораздо спокойнее избавиться от нее раз и навсегда.
Наше общее недоверие к Хетерингтоновской Организации было таково, что едва лишь я успел сформулировать свое предположение, как эта версия стала ужасающе очевидной для нас обоих.
— Господи, помилуй, — пробормотал Даниэль. — Но Тео Рабин, я думаю, не пойдет на такое грязное дело… или пойдет?
