— Наша беседа соседствует со смягченной юмором антиутопией Тэнна «Назад на восток!» Побежденная сторона, как заметил один политолог, ждет своего часа, «чтобы развернуть маятник в противоположном направлении». Цикличные его движения и есть история. А если все вернется на круги своя? Западная идея глубинно не принимается нашим народом, может быть, из-за неумелого насаждения некоторых капиталистических принципов.
— Запад — это понятие надгеографическое и наднациональное. Оно определяется сегодня уровнем технологий, свободным рынком, демократическими общественными институтами. Япония — Запад или Восток? Она просто подчинилась природе. Природе вещей Поняла, что это естественный путь развития, встав на который тут же обогнала многие традиционно западные страны. Сейчас весь мир — как сообщающийся сосуд. Техника делает нас свидетелями и участниками происходящего на всей планете. Мы стали жить во всем мире, со всем миром.
Это — революция. Прежде всего в сознании. Надо понять, что ни одна страна не может больше жить сама по себе; чем скорее это будет понято всеми, тем скорее придут ко всем мир и благополучие.
Многие в России вышли словно из средних веков. Я родился в Средней Азии, городе Ходженте, где в годы моего детства автомобиль был невиданной диковинкой. Акации в городе, говорят, были посажены еще при Александре Македонском В арыках так же, как во времена его походов, журчала вода, по улицам бродили прокаженные с колокольчиками. Однако мы тогда готовились к борьбе не на жизнь, а насмерть с мировой буржуазией.
Остатки такого сознания еще живы. И понятие «мировая буржуазия» для части народов бывшей империи расширилось, если они опять готовы «не на жизнь, а насмерть…» Только вот с кем бороться-то? С собственными братьями?
Причем, я вовсе не сторонник капитализма, но не вижу иного натурального развития общества. Не люблю и рынка, там я последний человек, там меня непременно облапошат, но по крайней мере никто не за* хочет убить: мертвый «покупатель» не нужен на рынке. В капитализме всегда присутствует здравый смысл: он в жизни общества в целом, каждого человека, во всем. Бороться «насмерть» рыночнику не придет в голову, поэтому рыночник против национализма, шовинизма и т. д. Ему все равно, кто покупает его товар: еврей, палестинец, русский или лицо какой-нибудь там «кавказской национальности». Будет выбирать между ними — прогорит. Капитализм все просчитывает. Ему наверняка не пришло бы в голову строить канал Москва — Волга силами заключенных: «даровой» труд обошелся слишком дорого. Рациональность капитализма, как ни странно, оказывается в конечном счете гуманнее всех других подходов. На этом построена вся западная цивилизация. Например, известно, что убить человека стоит дорого; недешево и содержать его в тюрьме. Лучше дать свободу — пусть крутится, прокормит и сам себя, и обществу легче.
Кажется, в России это начинают понимать. Людей большевистского мышления становится все меньше. Наверное, сейчас их больше всего в Думе А на улицах полно молодых ребят, которые поняли уже, что им надо делать, шустрят.
— Хорошее слово. Только пока слишком занижены у многих критерии понимания свободы. Словно вернулся старый лозунг «грабь награбленное»: коррупция — наверху, воровство — внизу. Снимают даже двери у московских подъездов, все имеет теперь рыночную цену.
— Цивилизованность — субстанция тонкая, чуть шагнешь в сторону, она ускользает. В Америке тоже есть государственные учреждения, где пускают пыль в глаза, занимаются туфтой; возьмите тех же чиновников или университетских профессоров. В американской прессе сообщалось, что чиновники Пентагона умудрились для казенных нужд покупать молотки по 300 долларов за штуку (при рыночной цене в один доллар). Что экономить, когда деньги государственные! Так что человек везде одинаков, со всеми присущими ему пороками. Разве что в Америке нельзя дать взятку полицейскому — будут большие неприятности, а так, и воровства, и вранья хватает
— Может быть, подобно индейцам Тэнна, нам удастся выдержать все выпавшие на нашу долю перегрузки, и соотечественники внесут оживление в западную цивилизацию? Илья Муромец лежал на печи, лежал, а потом взял свою палицу и…
