— Помоги-ка, Дмитрий Сергеич, сделать разметку. Глаза у меня стали что-то сдавать, — обычно просил Щедрова кто-нибудь из пожилых инструментальщиков.
На самом-то деле причиной таких просьб были не столько плохие глаза, сколько недостаток знаний геометрии.
В деповской инструментальной был раньше опытный слесарь-лекальщик, да ушел теперь на пенсию. Он-то и производил прежде построения таких сложных кривых, как архимедова спираль и парабола. Всего этого Дмитрий и сам не мог пока делать, но разметку шаблонов прямолинейного профиля в системе прямоугольных координат и даже более сложные, с криволинейными участками и различными видами сопряжений, он без особого труда и даже с явным удовольствием наносил на тщательно зачищенные заготовки, окрашенные раствором медного купороса.
Не только молодые, но и старые инструментальщики обычно с любопытством наблюдали, как точно и уверенно чертит он базовые и координатные линии штангенрейсмасом. А разметку углов, хоть и проще было делать с помощью угломерных плиток, Дмитрий выполнял чертилкой и штангенциркулем с помощью тригонометрических функций. Это производило впечатление, внушало уважение…
Нелегко было расстаться Дмитрию с работой в инструментальной, когда в самом начале войны перевели его в ремонтную бригаду. Он и сам понимал необходимость этого перемещения — многие рабочие были призваны в армию, а паровозы все чаще нуждались в срочном ремонте. Тот же секретарь комсомольского комитета, который уговаривал его пойти в инструментальную, на этот раз уже безо всяких увещеваний сказал ему кратко: «Так надо, Дмитрий». А для комсомольца Щедрова, так же, как и для его дяди, старого коммуниста Михаила Мироновича, слово «надо» было равнозначно приказу. И он, может быть, уже без того энтузиазма, что в инструментальной, но так же добросовестно и самоотверженно стал ремонтировать локомотивы…
Дмитрий хотя и не разделял опасений дяди, что кто-то из местных железнодорожников подает сигналы немецким бомбардировщикам, сам напросился взять его на сегодняшнее дежурство.
— Если действительно кто-то из наших, — сказал он Михаилу Мироновичу, — то я сразу распознаю его. Я тут на станции почти со всеми лично знаком. Даже с теми, которые в конторах работают. Только, скорее всего, заслан сюда какой-нибудь немецкий шпион…
Михаил Миронович и сам знал рабочих и служащих депо не хуже своего племянника, но отговаривать его от ночного дежурства не стал. Дежурили ведь по ночам и другие комсомольцы. Он поставил Дмитрия к гидравлической колонке, а сам пошел проверять другие посты.
Очень тревожно было у него на душе все эти дни. Он участвовал в Гражданской войне, не раз рисковал жизнью в облавах на воров и бандитов. Смерть поджидала его за каждым углом. Было страшно, но никогда еще не испытывал Михаил Миронович такого тревожного, щемящего душу чувства. Обнаглевший от успеха враг все глубже вторгался в его страну. И все, что с таким трудом создавалось им, Щедровым лично, его друзьями и его народом, все, что составляло смысл его существования, — всему этому грозила теперь гибель…
Он гнал от себя эти жуткие мысли. Этого не должно, этого не может быть!
Как же, однако, случилось, что враг не только вторгся, но и захватил так много?..
Это все еще казалось непостижимым. А ведь совсем недавно Михаил Миронович проводил занятия с командным составом своего отдела и сам разъяснял, как начал Гитлер путь к «мировому господству». Теперь даже вспомнилось, как оперативный уполномоченный Иванов наивно воскликнул на этой беседе: «А куда же смотрела Лига Наций?»
«Лига Наций»! Как будто не объяснял он, что это такое, как будто не говорил, что входившие в эту «лигу» буржуазные государства, а более других Англия и Франция, хоть и боялись фашистскую Германию, главным своим противником считали, конечно, Советский Союз. Попустительствуя Гитлеру, европейские правители надеялись натравить фашистов на нашу страну. Ради этого и пожертвовали они Австрией и Чехословакией. А первого сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу и буквально через несколько дней разгромил ее. Разве все это не должно было насторожить Англию и Францию? Но нет. Даже объявив войну фашистской Германии, они все еще не теряли надежды спровоцировать Гитлера ринуться на Советский Союз. И не только надеялись — делали все возможное, чтобы ускорить его выступление против нашей страны. Авиация союзников даже разбрасывала над немецкими позициями антисоветские листовки, укоряя фашистского фюрера в том, что он отказался от борьбы против коммунизма.
