— А диверсанта вы, значит, не попытались даже задержать?
— Струсил я, товарищ майор… Он ведь мне пригрозил: «Посмей только пикнуть или доложить советским чекистам! Мы надеемся на твое благоразумие и немецкий патриотизм. А задание тебе пока такое: пустить две ракеты в сторону паровозного депо, как только наши самолеты будут над Вязами».
— И вы дали ему уйти?
— Так ведь я безоружный, а у него, наверное…
— Ох, Волков, — вздыхает Михаил Миронович, — не знаю, остался ли у вас немецкий патриотизм, но и советского, видно, немного.
— Зачем же было мне тогда признаваться вам? Я бы выбросил ракетницу вместе с ракетами, и никто бы не узнал о моем разговоре с этим типом. А я ведь…
— Ну ладно, разберемся.
— Надо бы поскорее станцию оцепить, товарищ майор, может быть, он еще не ушел…
— А чего ему тут ждать? Он ведь не сомневается, наверное, что вы его приказ выполните с чисто немецкой точностью.
— Да, знаете, мне тоже показалось, что он в этом не сомневался, — соглашается с ним Волков. — И откуда такая уверенность, что все немцы, где бы они ни находились, чьими бы подданными ни были, непременно верны своему фатерланду?
— В этом их могло убедить поведение фольксдойчей, стрелявших в польских офицеров и солдат, как только гитлеровские войска пересекли польскую границу. Почти то же самое было в Дании и других странах. Националистические лиги немцев имелись ведь задолго до войны во всех государствах Европы. Но не в Советском Союзе! — горячо восклицает Волков. — Нет у нас и быть не может «пятой колонны»!
— В том смысле, как это было в Мадриде или в Польше, Дании и Голландии, у нас действительно нет, — соглашается Щедров. — Ну а что же еще поручила вам эта таинственная личность?
— «Я обращаюсь к вам, Вольф, — сказал он мне, — от имени нашего фюрера с просьбой помочь его солдатам поскорее выиграть войну. Чем быстрее кончатся эта кровавая война, тем меньше будет жертв. Отечество не забудет вашей услуги. Нам уже помогают проживающие в Вязах немецкие патриоты. Во время вчерашней бомбардировки они подавали сигналы нашим самолетам. Вы, однако, лучше их должны знать наиболее уязвимые места этой станции». Вот и все, товарищ майор. Что прикажете мне теперь делать?
— Как — что? Идите работайте…
— Слушаюсь, товарищ майор!
Волков проворно выпрыгивает из вагона и растворяется во тьме.
— Дмитрий, — зовет Щедров племянника.
— Я здесь, дядя Миша.
— Слышал наш разговор?
— Слышал.
— Ну и что скажешь?
— Думаю, что так оно и было, как Волков доложил. Человек он, по-моему, порядочный. А вы разве ему не верите?
— Пойдем к оперативному уполномоченному НКВД, — не отвечая на вопрос племянника, говорит Щедров и протягивает Дмитрию ракетницу с ракетами. — Сдадим ему эту пиротехнику.
— А дежурство?
— Сегодня, пожалуй, это уже ни к чему.
Михаил Миронович так уверенно шагает в темноте по шпалам, перелезает через тормозные площадки и подлезает под вагоны составов, будто работает не начальником милиции, а составителем поездов, которому известен тут каждый квадратный метр территории.
Но вот и пассажирская платформа. Сквозь затемненные окна вокзала сочится кое-где тусклый свет. Кто-то из работников железнодорожной милиции чуть слышно докладывает Михаилу Мироновичу:
— Посты проверены, товарищ майор.
— И ничего подозрительного?
— Все спокойно пока.
— Тогда вот что, товарищ Арефьев… — Щедров наклоняется к уху своего помощника и что-то ему шепчет.
— Слушаюсь, товарищ майор!
В кабинете оперуполномоченного НКВД Михаил Миронович молча кладет на стол ракетницу и ракеты.
— Немецкие? — спрашивает оперуполномоченный, разглядывая маркировку на ракетном пистолете. — Ну а где же сигнальщик? Упустили?
— Сигнальщик явился ко мне сам и оказался небезызвестным нам техником паровозного депо Федором Волковым.
— Вот уж не ожидал! Рассказывайте подробнее.
Доложив, как было дело, Щедров заканчивает свое сообщение словами:
— Откровенно говоря, я пока не знаю: сам он ко мне явился или, наскочив на Дмитрия и узнав от него, что я где-то тут, испугался, что его могут заподозрить?
— А мне его рассказ кажется правдоподобным, — замечает оперуполномоченный. — Я не настаиваю на своей версии, только не исключаю и того, что вручили ему эти сигнальные ракеты не сегодня ночью, а значительно раньше. В таком случае вчера он мог ими воспользоваться.
